Рассказы. Аркадий Аверченко

личико, простенькую шляпу с голубым бантом и серое платье, простое и трогательное.

      Мы уже миновали задумчивые, зеленые поля и въехали в шумный, громадный город.

      – Она здесь? – неожиданно спросила меня моя спутница.

      – Милая! Раньше ты этого не говорила. И потом – это невозможно. Я ведь сам от нее ушел.

      – Ах, мне кажется, это все равно. Зачем ты так посмотрел на эту высокую женщину?

      – Да так просто.

      – Так. Но ведь ты мог смотреть на меня!

      Она сразу стала угрюмой, и я, чтобы рассеять ее, предложил ей посмотреть магазины.

      – Зайдем в этот. Мне нужно купить воротничков.

      – Зайдем. И мне нужно кое-что. В магазине она спросила:

      – У вас есть маленькие кружевные зонтики? Я побледнел.

      – Милая… зачем? Они так неудобны… лучше большой.

      – Большой – что ты говоришь! Кто же здесь, в городе, носит большие зонтики! Это не деревня. Послушайте. У вас есть подвязки, такие, знаете, с машинками. Потом ботинки на пуговицах и на высоких каблуках… не те, выше, еще выше.

      Я сидел молчаливый, с сильно бьющимся сердцем и страдальчески искаженным лицом и наблюдал, как постепенно гасли косые красные лучи заходящего солнца, как спадал с плеч уютный пуховый платок, как вырастала изгородь из хрупких кружевных зонтиков и как на ней причудливыми гирляндами висели панталоны из кружев и бантов… А на тихой, дремлющей вдали и осененной ветлами усадьбе резко вырисовывалась вывеска с тремя странными словами:

      Modes et robes.[6]

      Девушка отошла от изгороди и – умерла.

      История болезни Иванова

      Однажды беспартийный житель Петербурга Иванов вбежал, бледный, растерянный, в комнату жены и, выронив газету, схватился руками за голову.

      – Что с тобой? – спросила жена.

      – Плохо! – сказал Иванов. – Я левею.

      – Не может быть! – ахнула жена. – Это было бы ужасно… Тебе нужно лечь в постель, укрыться теплым и натереться скипидаром.

      – Нет… что уж скипидар! – покачал головой Иванов и посмотрел на жену блуждающими, испуганными глазами. – Я левею!

      – С чего же это у тебя, горе ты мое?! – простонала жена.

      – С газеты. – Встал я утром – ничего себе, чувствовал все время беспартийность, а взял случайно газету…

      – Ну?

      – Смотрю, а в ней написано, что в Минске губернатор запретил читать лекцию о добывании азота из воздуха… И вдруг – чувствую я, что мне его не хватает…

      – Кого это?

      – Да воздуху же!.. Подкатило под сердце, оборвалось, дернуло из стороны в сторону… Ой, думаю, что бы это? Да тут же и понял: левею!

      – Ты б молочка выпил… – сказала жена, заливаясь слезами.

      – Какое уж там молочко… Может, скоро баланду хлебать буду!

      Жена со страхом посмотрела на Иванова.

      – Левеешь?

      – Левею…

      – Может, доктора позвать?

      – При чем тут доктор?!

      – Тогда, может, пристава пригласить?

      Как все больные, которые не любят, когда посторонние

6

Шляпы и платья (фр.).