О маленьких – для больших. Аркадий Аверченко

прошло уж минут десять, все уже сидели за партами, а учитель географии не являлся. Сладкая надежда стала закрадываться в сердца некоторых – именно тех, которые и не разворачивали вчера истрепанный учебник географии… Сладкая надежда: а вдруг не придет совсем?

      Учитель пришел на двенадцатой минуте.

      Подсолнухин Иван вскочил, сморщил свою хитрую, как у лисицы, маленькую остроносую мордочку и воскликнул деланно испуганным голосом:

      – Слава Богу! Наконец-то вы пришли! А мы тут так всполошились – не случилось ли с вами чего?

      – Глупости… Что со мной случится…

      – Отчего вы такой бледный, Алексан Ваныч?

      – Не знаю… У меня бессонница.

      – А к моему отцу раз таракан в ухо заполз.

      – Ну и что же?

      – Да ничего.

      – При чем тут таракан?

      – Я к тому, что он тоже две ночи не спал.

      – Кто, таракан? – пошутил учитель. Весь класс заискивающе засмеялся.

      «Только бы не спросил, – подумали самые отчаянные бездельники, – а то можно смеяться хоть до вечера».

      – Не таракан, а мой папаша, Алексан Ваныч. Мой папаша, Алексан Ваныч, три пуда одной рукой подымает.

      – Передай ему мои искренние поздравления…

      – Я ему советовал идти в борцы, а он не хочет. Вместо этого служит в банке директором – прямо смешно.

      Так как учитель уже развернул журнал и разговор грозил иссякнуть, толстый хохол Нечипоренко решил «подбросить дров на огонь»:

      – Я бы на вашем месте, Алексан Ваныч, сказал этому Подсолнухину, что он сам не понимает, что говорит. Директор банка – это личность уважаемая, а борец в цирке…

      – Нечипоренко! – сказал учитель, погрозив ему карандашом. – Это к делу не относится. Сиди и молчи.

      Сидевший на задней скамейке Карташевич, парень с очень тугой головой, решил, что и ему нужно посторонним разговором оттянуть несколько минут.

      Натужился и среди тишины молвил свое слово:

      – Молчание – знак согласия.

      – Что? – изумился учитель.

      – Я говорю, молчание – знак согласия.

      – Ну так что же?

      – Да ничего.

      – Ты это к чему сказал?

      – Вы, Алексан Ваныч, сказали Нечипоренке «молчи»! Я и говорю: молчание – знак согласия.

      – Очень кстати. Знаешь ли ты, Карташевич, когда придет твоя очередь говорить?

      – Гм! Кхи! – закашлялся Карташевич.

      – …когда я спрошу у тебя урок. Хорошо? Карташевич не видел в этом ничего хорошего, но принужден был согласиться, сдерживая свой гудящий бас:

      – Горожо.

      – Карташевич через двух мальчиков перепрыгивает, – счел уместным сообщить Нечипоренко.

      – А мне это зачем знать?

      – Не знаю… извините… Я думал, может, интересно…

      – Вот что, Нечипоренко. Ты, брат, хитрый, но я еще хитрее… Если ты скажешь еще что-либо подобное, я напишу записку твоему отцу…

      – «К отцу, весь издрогнув, малютка приник», – продекламировал невпопад Карташевич.

      – Карташевич! Ступай приникни к печке. Вы сегодня с ума сошли, что