О маленьких – для больших. Аркадий Аверченко

Ваш образ все время стоит передо мной. Скажите же… А вы… А ты? Любишь меня?

      «Вот еще, – поморщился за ширмой Мишка, – на „ты“ говорит. Что же она ему, горничная, что ли?»

      – Ну, скажи мне! Я буду тебя на руках носить, я не позволю на тебя пылинке сесть…

      «Что-о такое?! – изумленно подумал Мишка. – Что он такое собирается делать?».

      – Ну, скажи – любишь? Одно слово… Да?

      – Да, – прошептала тетя, закрывая лицо руками.

      – Одного меня? – навязчиво сказал офицер, беря ее руки. – Одного меня? Больше никого?

      Мишка, распростертый в темном уголку за ширмами, не верил своим ушам.

      «Только его? Вот тебе раз!.. А его, Мишку? А папу, маму? Хорошо же… Пусть-ка она теперь подойдет к нему с поцелуями – он ее отбреет».

      – А теперь уходите, – сказала тетя, вставая. – Мы и так тут засиделись. Неловко.

      – Настя! – сказал офицер, прикладывая руки к груди. – Сокровище мое! Я за тебя жизнью готов пожертвовать.

      Этот ход Мишке понравился. Он чрезвычайно любил все героическое, пахнущее кровью, а слова офицера нарисовали в Мишкином мозгу чрезвычайно яркую, потрясающую картину: у офицера связаны сзади руки, он стоит на площади на коленях, и палач, одетый в красное, ходит с топором. «Настя! – говорит мужественный офицер. – Сейчас я буду жертвовать за тебя жизнью…» Тетя плачет: «Ну, жертвуй, что ж делать». Трах! И голова падает с плеч, а палач по Мишкиному шаблону в таких случаях скрещивает руки на груди и хохочет оскорбительным смехом.

      Мишка был честным, прямолинейным мальчиком и иначе дальнейшей судьбы офицера не представлял.

      – Ах, – сказала тетя, – мне так стыдно… Неужели я когда-нибудь буду вашей женой…

      – О, – сказал офицер. – Это такое счастье! Подумай – мы женаты, у нас дети…

      «Гм… – подумал Мишка, – дети… Странно, что у тети до сих пор детей не было».

      Его удивило, что он до сих пор не замечал этого… У мамы есть дети, у полковницы на верхней площадке есть дети, а одна тетя без детей.

      «Наверно, – подумал Мишка, – без мужа их не бывает. Нельзя. Некому кормить».

      – Иди, иди, милый.

      – Иду. О, радость моя! Один только поцелуй!..

      – Нет, нет, ни за что…

      – Только один! И я уйду.

      – Нет, нет! Ради Бога…

      «Чего там ломаться, – подумал Мишка. – Поцеловалась бы уж. Будто трудно… Сестренку Труську целый день ведь лижет».

      – Один поцелуй! Умоляю. Я за него полжизни отдам!

      Мишка видел: офицер протянул руки и схватил тетю за затылок, а она запрокинула голову, и оба стали чмокаться.

      Мишке сделалось немного неловко. Черт знает что такое. Целуются, будто маленькие. Разве напугать их для смеху: высунуть голову и прорычать густым голосом, как дворник: «Вы чего тут делаете?!»

      Но тетя уже оторвалась от офицера и убежала.

IV

      Оставшись в одиночестве, обреченный на смерть Мишка встал и прислушался к шуму из соседних комнат.

      «Ложки звякают, чай пьют… Небось, меня не позовут. Хоть с голоду подыхай…»

      – Миша! – раздался голос матери. –