Подлинные записки Алексея Ивановича Ермакова. А. И. Ермаков

старший сын хозяина Александр Александрович, разбирал, в чем дело и, если сам был в хорошем духе, докладывал ему. Иногда и удавалось получить, но больше выгоняли. Придет Сергей Иванович, спрашивает: «Ну что?!» Рассказываю, как выгоняли, схватится за голову: «А! Черти, жидомор!» Но пройдет несколько дней, опять посылает. Время шло незаметно.

      Зимой запирали рано, электричества еще не было, с лампами торговать – боялись пожара, в 4.30 вечера уже приходил домой.

      Житков до того любил спать! Раз амбар заперли, я иду с ключами, на Ильинке встречаю его, едет на извозчике в амбар. Я окрикнул, говорю:

      – Заперли, иду домой.

      – А! Черт! Садись, поедем!

      Дома я узнал, что он, оказывается, только встал и поехал в город.

      По праздникам не торговали, времени свободного было много, Марья Александровна давала читать книги.

      К кормилице, молодой красивой женщине, ходил муж, которого она угощала. Хозяйка мне наказывала, чтобы я не оставлял их одних, играя с ребенком. Как ни старались они меня удалить, не удавалось, уходил, только проводив мужа.

      Финансы наши все истощались. Товар клинцовских фабрикантов стали возить на склады Лыжина, который давал под него четверть стоимости. Дело грозило крахом. До ярмарки кое-как довели, товар отправили в Нижний Новгород. Сняли два помещения, боялись описи, так как векселя уже поступали в протест. Директива была дана скорей расторговаться. Торговали лихо, ценами не стеснялись, лишь бы выручить деньги. Сергей Иванович на ярмарку не приезжал. Наконец, явился судебный пристав, описал товары, находящиеся в лавке на главной улице, про второе же помещение, которое было в Канавине, не узнал (товар этот был весь продан), лавку опечатал, товар сдал нам на хранение. Приказчики уехали в Москву, а я остался охранять товар впредь до распоряжения из Москвы. Хозяина жду. Проходит неделя, вторая, из Москвы ни слуху, ни духу. Повариха, которая доставляла обед, прекратила, деньги ей уплачены не были. Спасибо, рядом торговали Белянковы. Павел Федорович кормил меня, а то бы плохо пришлось. Загоревал я. В одно из воскресений пошел в cобор к обедне, помолиться. Только выхожу из ряда за угол, смотрю, едет на извозчике наш конторщик Сушков Михаил Федорович – увидал меня, машет руками, свистит. Радости моей не было границ. Привез денег на расплату за продовольствие с поставщиками, которые доставляли нам харчи во время ярмарки, мне письмо от Житкова, 100 рублей денег, чтобы ехал к родителям и возвращался в Москву, когда он напишет. Пошли в ресторан обедать, рассказал мне, что в Москве тоже все описали, приказчиков разочли, а он пока остался подводить книги. Товар, списанный на днях, возьмут кредиторы, и он отбывает в Москву. Я сейчас же отправился в номера к краснослободцам, сговорился о поездке домой и стал закупать подарки домашним, и, кажется, никого не обидел, начиная с матери и сестры, и до братьев.

      Приехал домой москвичом. Одет был очень прилично: визитка,