Чудо. Юрий Арабов

что бесколхозных полей давно уж нет, вольности – тоже, а есть одна расстроенная гитара и косматая голова.

      Дядя Антип, рискуя быть раздавленным, тихо спал в углу, накрывшись своей искусственной Василисой и мечтая во сне о том, чтобы она однажды ожила…

      – А мне танцевать не с кем! – с надрывом прокричала разгоряченная Танька, рванув платье на груди. – Не с кем, сучки!..

      – А где ж Колька твой? – взвизгнула одна из девиц.

      Танька только в отчаянии махнула рукой.

      Взгляд ее уперся вдруг в иконостас, вернее, в то, что от него осталось.

      В темном углу угадывался лик лысоватого старца с короткой седой бородой и суровым, не обещающем послаблений, взглядом. Она не знала, что это за старец и для чего он, не знала, что в дремучие достославные времена этот старец сильно прижучил одного экспансивного еретика, ударив кулаком прилюдно, но зато запомнила его имя от матери.

      Ее вдруг осенило.

      – Есть у меня кавалер… Нашелся!

      Цыган еще раз вдарил кулаком по гитаре, разгоняя кровь в ее железных струнах. Все зашлись в каком-то неистовстве.

      Танька поставила в угол табуретку, взобралась на нее и стащила вниз Николая угодника.

      – Дамы приглашают кавалеров! – заорала она подслушанную где-то фразу.

      Спрыгнула вниз и, прижимая икону Николая к себе, пустилась с ним в пляс.

      …Клавдия Ивановна в это время раскачивалась на скамейке, борясь с холодом и обхватив саму себя руками. Под нос она пыталась мурлыкать странную песню, которая просилась из головы наружу:

      И на юбке кружева,

      И под юбкой кружева,

      Сразу видно, сразу видно, –

      Лейтенантова жена…

      Песня была не совсем приличной и более подходила армейским людям, например доблестным чекистам или бесстрашным охранникам в концентрационном лагере. Но петь ее было довольно сладко, тем более что других песен Клавдия не помнила, разве что из «Свинарки и пастуха», но свинарка как-то не ложилась на ее сегодняшнее настроение.

      Внезапно цыганочка в доме кашлянула, сбилась и, окончательно подавившись, прервалась.

      Наступила гнетущая тишина.

      А потом кто-то коротко и истошно закричал по-звериному.

      Открылась дверь. Тете Клаве вдруг показалось, что в сенях промелькнула на секунду яркая молния.

      Из дома выскочил Петька и молча помчался вниз по улице. За ним, хромая, выбежал цыган без гитары, еще чернее лицом, чем был прежде. Куда он бежал? В поля? На волю? Следом, давя друг друга, спотыкаясь и падая в снег, бросились во двор все остальные гости, без шапок, без пальто, мигом протрезвевшие и на себя не похожие.

      Все, кроме ее дочери Таньки.

      Рекс почему-то не лаял. Более того, забился в конуру и не подавал признаков жизни.

      Клавдия Ивановна почувствовала, что случилось нечто ужасное, такое, что может перевернуть миропорядок, поставив все под сомнение. Нефтяное пятно в ее голове на минуту прорвалось.

      С