Чудо. Юрий Арабов

поставленную дикцию, зачитывающую сообщения ТАСС, нежели под музыку, которая всегда напоминала досужий комариный писк.

      – Вечером… – пробормотала Танька, – ты вот что…

      – Да знаю, – сказала Клавдия. – Сама уйду. До каких?

      – А это как получится, мама, – и в ее голосе впервые появилась какая-то душевность. – Не думаю, чтоб слишком… После двенадцати все разойдутся, завтра же на работу.

      – И он будет?

      – Должен.

      – Ради него и затеваешь…

      – Совсем не ради, – возразила Танька. – Молодым отдыхать пора. Тем более в выходной.

      – А раньше вообще выходных не было, – сказала Клавдия, – я знаю, я помню.

      Ей показалось даже, что она помнит радостные советские довоенные времена, когда дней недели вообще не существовало, а был просто первый день шестидневки, второй день, третий… Жизнь являлась условностью, и от этого казалась легкой.

      – Ну и чего вы добились? Работали, работали, и ничего. Иконы… Изба эта, – пробормотала дочь с раздражением. – Зачем иконы-то здесь висят? – она подняла глаза на угол. – Лица черные, ничего не видать… Ты ведь не молишься, а они висят!

      – А я и не знаю, как, – отозвалась Клавдия, опасливо обернувшись, потому что сидела к ним спиной. – Мама не научила.

      – Ты вот что… Убери их. Перед людьми меня позоришь. Николай придет, увидит… На смех подымет.

      – Куда ж мне их?

      – В сенях пусть стоят или в сарае.

      – Это грех, в сарае-то!

      – Всё. С меня хватит!

      Танька порывисто встала со своего места и бросилась к киоту. Вскочив на стул обезьяной, стащила из угла вниз Богородицу, трех святителей и уже схватилась за Николая Угодника…

      – Его-то хоть оставь… Николу-то!

      – Николу, говоришь? – И Танька вдруг хитро улыбнулась. – Если Николай, то пусть стоит.

      Слезла со стула, отряхнула ладони от пыли и паутины. Озорно спросила:

      – В печку или как?

      Со смехом открыла печку и попыталась запихнуть в нее трех святителей.

      Мать, скуля, бросилась на Таньку и вырвала доску из ее рук.

      – На привидений похожи, – сказала Танька, бросив беглый взгляд на неведомые изображения. – И чтоб я их в доме больше не видела!

      – Ладно, я их людям отдам, – пообещала мать.

      – Да кто их возьмет?

      – В Москве, я слышала, есть люди, – рассудительно сказала Клавдия Ивановна. – Берут. И даже деньги платят.

      – А где Москва-то? – спросила ее Танька.

      Клавдия Ивановна пожала плечами.

      Этот вопрос был для нее риторическим. В Москву она никогда не хотела, добраться до нее не могла, ибо в точности не знала, где она. Но опытные люди говорили, что если перевалить через горы и проехать еще километров восемьсот, то покажутся вскоре огненные башни, и душа от удивления вылетит из груди.

      Клавдия вытерла икону о свой халат и поставила ее на пол.

      – У тебя тройчатка есть? А то голова раскалывается.

      – Меньше