Отец мой шахтер (сборник). Валерий Залотуха

из младенческих одежд,

      Увял! Где жаркое волненье,

      Где благородное стремленье

      И чувств и мыслей молодых,

      Высоких, нежных, удалых?

      Где бурные любви желанья,

      И жажда знаний и труда,

      И страх порока и стыда,

      И вы, заветные мечтанья,

      Вы, призрак жизни неземной,

      Вы, сны поэзии святой!

      Только начав читать главку, Александр Сергеевич вспомнил ее и прочитал по памяти, с закрытыми глазами. Когда-то он знал «Онегина» наизусть почти целиком… Макаров открыл глаза. Времени на воспоминания не было, следовало срочно приступить к операции. Он положил пистолет на страницу, обвел его карандашом, отложил в сторону, взял бритву и стал вырезать в книжной плоти ложе для пистолета, выгребая ненужную бумагу и бросая ее в таз.

      Операция длилась две-три минуты, не больше. Александр Сергеевич уложил «Макарова» в нишу и закрыл книгу. Кто бы мог подумать, что там лежит пистолет, – никто! Пушкин и Пушкин. Эта идея пришла Макарову в голову ночью, он даже подпрыгнул на кровати, да так сильно, что Наташа проснулась и стала допытываться встревоженно: что случилось? Пришлось срочно придумывать дурной сон.

      Но сейчас Александр Сергеевич был один и мог дать волю чувствам. Выхватив «Макарова» из книги и потрясая им в воздухе, он восторженно воскликнул:

      – Ай да Макаров, ай да сукин сын!

      Теперь требовалось замести следы. Александр Сергеевич положил пистолет на стол, поднес спичку и кинул ее в ворох лежащей в тазу бумаги.

      Совсем не вовремя зазвонил телефон. Макаров не стал бы к нему подходить, но звонок был междугородний. Это могла быть Анна, она давно не звонила, и Макаров с Наташей уже начали волноваться. Чуть не наступив на путающуюся под ногами Сафо, Макаров подбежал к аппарату, снял трубку и услышал родной взволнованный голос:

      – Папка, ты?

      – Анна, ну наконец-то! – обрадовался Макаров.

      – Папка, не волнуйся, я скоро приеду и все расскажу! А теперь слушай.

      Макаров понял, что сейчас Анна станет читать чьи-то стихи, она давно наравне с Наташей участвовала в семейной игре «Угадай поэта!».

      – Анна, постой! – крикнул он, глядя, как опасно высоко поднялось пламя в тазу, но дочь не слышала, а счастливо забубнила на другом конце провода:

      Ночью черниговской с гор араратских,

      шерсткой ушей доставая до неба,

      чад упасая от милостынь братских,

      скачут лошадки Бориса и Глеба.

      Плачет Господь с высоты осиянной.

      Церкви горят золоченой известкой,

      Меч навострил Святополк Окаянный,

      Дышат убивцы за каждой березкой.

      Макаров рассеянно смотрел на убывающие языки пламени, на поднимающиеся выше огня крупные хлопья бумажного пепла и внимательно слушал чужие прекрасные строки.

      Еле касаясь камений Синая,

      темного