Тысяча поцелуев. Джулия Куин

только скажи…

      Она помедлила, давая Хонории время переварить услышанное, прежде чем продолжить, картинно взмахнув рукой:

      – И уж коли пока мне не понадобится жертвовать собственной жизнью, уж точно соглашусь на любой поступок.

      Хонория непонимающе уставилась на кузину.

      – Ну, ведь ты хотела, чтобы я сидела рядом с Хью Прентисом на твоем свадебном завтраке.

      Хонория не сразу поняла, о чем речь.

      – А, ну да… логично.

      – И, кстати, готова терпеть его общество два дня, а не один.

      Хонория великодушно улыбнулась:

      – В таком случае ты будешь развлекать лорда Хью этим вечером перед ужином?

      – Развлекать? – язвительно переспросила Сара. – Как? Танцевать? Ты ведь знаешь: играть на фортепьяно я не собираюсь.

      Хонория, рассмеявшись, направилась к двери и по пути заметила:

      – Только будь собой: очаровательной и милой, – и он полюбит тебя.

      – Не дай бог!

      – Пути Господни неисповедимы…

      – А порой чудны…

      – Думаю, леди…

      – Только не произноси этого вслух! – воскликнула Сара.

      Хонория вскинула брови:

      – Шекспир определенно знал, о чем говорил.

      Сара бросила в подругу подушку, но промахнулась: сегодня явно не ее день.

      На вечер того же дня Чаттерис назначил состязания по стрельбе, и поскольку это был один из немногих видов спорта, в котором Хью мог участвовать, за полчаса до назначенного времени он отправился на южный газон. Нога по-прежнему не сгибалась, и даже с тростью он шел медленнее обычного. Конечно, были средства для облегчения боли, но мазь, прописанная доктором, пахла омерзительно. Что же касается опиума… он притуплял рассудок, а этого Хью совсем не мог вынести.

      Оставалось только бренди: пара рюмок расслабляла мышцы и подавляла боль. Он теперь редко позволял себе излишества: стоило лишь вспомнить о том, что случилось в последний раз, когда напился! – и старался не пить по крайней мере до вечера. Те несколько раз, когда срывался и позволял себе напиться, вызывали у него неприязнь к самому себе.

      У него теперь имелись новые способы измерить свою силу воли: делом чести стало дожить до заката, сражаясь с болью только с помощью самовнушения.

      Труднее всего было одолеть лестницу, и он остановился на площадке передохнуть. Может, не стоило во все это ввязываться? Он не прошел и полпути до южного газона, а в бедре уже ощущалась знакомая глухая пульсация. Разумнее было бы повернуться и уйти к себе, но, черт возьми, так хотелось пострелять! Хотелось взять в руку пистолет, поднять, прицелиться, а потом нажать на спусковой крючок и ощутить отдачу в плече, но больше всего хотелость попасть в чертово яблочко!

      Да, ему не чужд дух соперничества – он мужчина в конце концов! Конечно, пойдут шепотки: ни от кого не ускользнет, что Хью Прентис держит пистолет в присутствии Дэниела Смайт-Смита, – но насколько бы это ни казалось странным, Хью не мог дождаться, когда это произойдет, как и Дэниел.

      – Десять фунтов на то, что мы повергнем общество