Стойкие маки Тиит-Арыы. Вячеслав Васильевич Нескоромных

но Якову в это момент не было страшно.

      События вокруг развивались стремительно, разнообразно и увлеченный их круговертью он только крутил головой и не сразу сообразил, что потерял где-то шапку. И когда увидел упавший треух и нагнулся, чтобы поднять, в ногу повыше колена сзади рубанул такой силы удар, что тут же помутилось в глазах от боли, и он свалился, сразу потеряв опору. Еще какое-то время Яшка лежал и приходил в себя, но его не покидала мысль, что шапку он не поднял, и что будет делать без нее, − ведь замерзнет, отморозит уши, как ослабев от потери крови и болевого шока забылся.

      Очнулся Яков, лежа на дороге лицом вниз. Щеку, что плавила лед, а теперь уже остыла и примерзала к снегу, сводила судорога. Ног он не чувствовал и только там внизу где-то в области колена пульсировала, разрасталась и раздирала ногу изнутри боль.

      Выстрелы еще звучали, но не густо, − губительного огня уже не было. Яков услышал голоса и, глядя через частокол санок, полозьев, мимо лежащих на дороге людей и лошадей, увидел, как в его сторону идут люди в унтах, валенках. Он сразу понял по обуви и обрывкам фраз, что это чужие, не солдаты его красного отряда. Яков слышал, как отдают команды и звучат выстрелы уже совсем рядом:

      − 

      Добей, вон того! Шевелится паскуда – знать живой! – раздалось снова и Яков увидел невысокого в серой офицерской шинели человека в папахе, с шашкой на боку и с наганом в руке. Он шагал в высоких оленьих унтах вдоль растерзанного обоза и крутил головой. Определив цель, стрелял в упор в лежащих, раненных, но видимо еще живых, красноармейцев.

      В этом человеке сразу угадывался начальник и офицер.

      Якову стало дико страшно, и он зажмурился, ожидая выстрела в голову. Выстрела не последовало, но хруст снега под оленьими унтами раздавался, показалось, все ближе и было понятно, что скоро подойдут и к нему.

      − Слушайте, господин поручик, − раздалось впереди, и Яков снова открыл глаза и увидел, как к офицеру подошел мужик в коротком полушубке, собачьих унтах и шапке-папахе, скроенной из оленьей шкуры. Шапка торчала словно пирамида, а прямой олений мех топорщился нескладно во все стороны.

      − Чего тебе, Петровский? – откликнулся офицер.

      − Слушай, Николаев, − мужчина, подойдя ближе, перешел на более близкую по форме манеру разговора, − надо бы ездовых поберечь, а то, кто с лошадьми, взятыми в обозе управляться будет. Скажи, чтобы твои не так сильно постреливали. Дай команду обозным отойти в сторонку.

      − Спохватился, ты! Их уже почти всех покрошили, − отозвался поручик Николаев и глянул в сторону Якова через сани, что загораживали его от командира атаковавшего обоз отряда.

      − Тут вот еще бабу прихватили. Сказывают женщина самого Нестора. Куда ее?

      − Баба Нестора? Интересно. Заберем с собой. В хозяйстве сгодится. Красивая, небось? Говорят, любит Нестор красивых баб.

      − Грузинка она. Черная как ворона, но такая справная на лицо, в теле бабенка. Есть за что подержаться, − заржал мужик в нелепой шапке-папахе.

      Якову