Двое суток в Нарве. Курьяна Соколова

остатки.

      – Пойду сварю свежий, – сказал он охрипшим от страсти и недавних стонов голосом.

      Я только кивнула, уткнувшись лицом в подушку.

      Он ушёл на кухню, а я медленно вытянулась, чувствуя в себе ту самую тяжесть, сладко расползавшуюся от таза к груди. Стоило мне пошевелиться, как что-то тёплое скользнуло по внутренней стороне бедра.

      Он всё ещё во мне. Снова.

      Я улыбнулась, тихо, почти про себя, и медленно поднялась с кровати.

      Полы были холодными. Простыня на кровати хранила мокрое пятно, смятое тепло, наш запах. Я с провела пальцами по складкам ткани, будто прощаясь с ночью, и направилась в ванную – босая, голая, без стеснения.

      Мочевой пузырь настойчиво требовал внимания.

      Опустилась на унитаз и расслабилась, закрыв глаза. Плотный тёплый поток тут же вырвался наружу, увлекая за собой остатки ночной и утренней страстей. Я ясно ощутила, как вместе с мочой вытекли мутные следы его семени, оставляя липкую тяжесть внутри. Когда я потянулась за бумагой, она прилипла к коже – сперма подсохла, склеив волоски на лобке.

      Пришлось осторожно снимать, маленькими движениями, чувствуя, как каждая крошка их связи отдаётся лёгким пощипыванием.

      Он внутри меня. И на мне. И на этом дне тоже будет его след.

      Эта мысль странным образом не пугала. Она грела.

      В ванной я бросила быстрый взгляд в зеркало – и замерла на секунду.

      Я.

      Курай.

      Лицо было странным: губы припухшие, глаза блестящие, кожа румяная даже на щеках и шее. Волосы растрёпаны, влажные пряди прилипли к вискам. На шее – лёгкие следы поцелуев. Грудь приподнята дыханием, соски натянуты, будто всё тело помнило его руки, его рот.

      На животе – лёгкий след его ладони.

      На бёдрах – росчерк нежности и силы.

      Я провела рукой по лобку. Волоски были спутанными, спутанными его и моим теплом. Там, где губки слиплись от его спермы, ощущалась стянутость, но не было ни раздражения, ни желания смыть это мгновенно. Напротив: хотелось сохранить это ещё на чуть-чуть.

      Он оставил в тебе часть себя. Ты приняла её с любовью.

      Выйдя из туалета я направилась в ванну. Почистила зубы и, перешагнув через край, включила душ. Тонкие струи сначала ударили по груди – горячие, обжигающие – затем потекли ниже. Я подвела лейку к животу, к паху, и, раздвинув губки двумя пальцами, направила струю внутрь.

      Вода с шорохом разбила засохшую плёнку, горячими толчками проникая в глубину. Там, внутри, где кожа всё ещё была чувствительной и нежной, раздалось лёгкое щемящее покалывание.

      Мутные разводы стекали по ногам, оставляя тонкие, молочные полоски на бёдрах.

      Я аккуратно промыла вагинальный тоннель, медленно вращая лейку, чувствуя, как каждая капля вымывает остатки его утреннего дара. Клитор дрожал под напором воды, но я сдержалась – не искала наслаждения. Это было очищение. Ритуал. Завершение утренних ласк. Первичное очищение.

      Когда поток воды стал чистым, я зафиксировала лейку и просто стояла под душем, позволив телу вспомнить каждый его толчок, каждый поцелуй, каждую