Имя и Искра. Том I. Андрей Александрович Пономарев

бил ложками по котлам.

      На середине спуска туман кормчал глотки, и первое эхо вышло встречать гостей:

      – Кровь… – шёлковый шёпот, похожий на мамин, если бы мама пела колыбельную в погребе.

      – Не твоя, – ответил Андрей шёпотом. Сердце ухнуло, но Искра отозвалась жаром в венах: жив.

      Эхо затихло, будто сытый зверёк отвалился от груди.

      – Сработало, – хмыкнул Чеслав. – Если бы сказал громко, услышал бы вторую цену. Обычно – дыхание.

      – Звучит… недёшево.

      – Дорога богата на скидки, если слушаться инструкций наставника, – сухая ухмылка под капюшоном.

      На дне оврага была топь. Глина всасывала сапоги, оставляя хлюпающие, негромкие круги. Чеслав остановился у тёмного обломка.

      – Смотри, – он поднял предмет: полумесяц серебряного клыка.

      – Псы Возчиков? – Андрей понизил голос.

      – Вот и первая реальная погоня. Их, видимо, отвели стравить след, чтоб не грызли выживших преждевременно. Хорошая новость: псов всего трое‑четверо. Плохая: они любят работать в тандеме с хлыстами‑оголосками.

      – Что за оголосок?

      – Представь себе скорлупу живого крика. Или колонку, которой вырвали провода, но батарея осталась. Услышишь резкий лай – ложись.

      – Лай? это звучит… шизофренично.

      – Я бы сказал «здорово» – если бы желал нам закончить путешествие здесь. – Чеслав перебросил клык Андрею. – Держи. Талисман от укусов.

      – Он отгонит псов?

      – Нет. Но даст тебе пару секунд на размышления: «а не зря ли моя шея опять знакомится с хирургией».

      По ту сторону оврага дорога врезалась в заброшенную часовню-каменушку. Шпиль наклонился, как пьяная шпажка, но двери стояли.

      – Три стены, крыша и святая невидимость для ночевки, – объявил Чеслав. – Что скажешь?

      – Скажу, что если внутри клопы, на этот раз плата наставнику удвоится.

      – Приму клопов натурой.

      – С тебя квитанция.

      Чеслав ухмыльнулся, сдвинув капюшон. В синем сумерке глаза блеснули – серые, насмешливые.

      Внутри пахло сухой ладанкой и больничной пылью. В центре алтаря – громадный каменный жернов, треснутый пополам.

      – Говорят, Святой Жернов молол грехи, пока его не раскололи тем, кого мел.

      – С ранних лет мечтал о такой жерновке. Заживём – размелю себе зависть соседа.

      – Главное – не забудь принести раскаянье, а то получится мука с камнями.

      Они разожгли огонь из старых подсвечников, сварили кашу из трёх зёрен и той же железной кружки. Андрей впервые засмеялся вслух, когда Чеслав деловито объявил каше: «Прости, милая, за отсутствие соли; наша лавка специализируется на послевкусии безнадёги».

      Ночь оказалась короче, чем хотелось. Сначала послышался лай – не псов, а самого воздуха: короткий, резаный… Чеслав метнулся к двери, вскинул посох.

      – Оголосок!

      С наружной стороны что‑то ударилось в створку: бах‑бах‑бах – и тишина. Андрей зажал в кулаке серебряный клык, почувствовал покалывание: магия внутри металла ползла