Хозяйка старой пасеки. Наталья Шнейдер

здесь, естественно, не было, и оно хранилось в глиняной крынке, залитое соленой водой. Так что экономить не было смысла: дольше недели все равно не простоит.

      Варвара вытаращилась на меня так, будто я предложила ей поесть из собачьей миски. Мужчины остались невозмутимыми, но, похоже, я действительно сделала что-то не то, потому что экономка прошипела:

      – Точно ума лишилась!

      – Сперва работа, потом трапеза, – вежливо улыбнулся Иван Михайлович.

      – Да, конечно. Пожалуйста, погодите полминуты. Я обещала…

      Бросив немного каши в глиняную миску и плеснув воды в другую, я вышла во двор. Пес сидел, будто понял, о чем я ему говорила, и ждал.

      – Вот, держи. Знаю, что одной кашей тебя кормить нельзя, но уж что есть.

      Он несколько раз лакнул воды – я выдохнула – а потом жадно начал есть кашу.

      Оставив миски на улице, я вернулась в дом.

      – Еще раз прошу прощения, господа.

      – Не за что, – сказал Стрельцов. – Вы дали нам возможность отдохнуть после дороги верхом. Из-за недавних дождей в коляске до Липок не доедешь.

      – Деревня и есть деревня, – фыркнула Варенька, задрав нос. – В Ильин-граде все мостовые каменные.

      И в деревню ее понесло явно не по собственной воле.

      – Да, отдохнуть было необходимо: в моем возрасте поездки верхом даются не так просто, – сказал Иван Михайлович. – Несколько минут промедления трупу уже повредить не могут. – Он хмыкнул в бороду. – Надеюсь, там действительно труп. Был в моей практике случай: приехали на убийство, а покойник оказался живехонек. Притом что топор практически полностью ушел в ткань мозга…

      Управляющий сглотнул.

      – Выйду подышу с вашего позволения.

      – Простите. – Доктор смущенно улыбнулся. – Забыл, что вне профессиональных кругов…

      – Ничего страшного, – успокоила его я. – Меня вы не напугали. Я проверила пульс на шее. К тому моменту челюсть уже окоченела…

      И врач, и исправник изумленно уставились на меня.

      – Вы обратили на это внимание? – спросил Стрельцов.

      – Трудно было не обратить на это внимание, когда касаешься сонной артерии. Я хотела закрыть покойной рот, но, как я уже сказала, мышцы окоченели и ничего не вышло.

      Не добежавший до двери на улицу управляющий сложился, не справившись с тошнотой.

      – Так что к рассвету тетушка была мертва уже минимум три часа. – Я повысила голос: – Савелий Никитич, возьмите вон то ведро, – я указала на предмет, который раньше обозвала «лоханью для помоев», – и уберите за собой.

      Управляющий и экономка уставились на меня так, будто я потребовала что-то совершенно непристойное.

      – Да как ты смеешь? – прорычал он. Серо-зеленый цвет лица сменился на багровый румянец.

      – Вы хотите заставить убираться… – я вдруг поняла, что понятия не имею, как зовут экономку, и просто ткнула в нее пальцем, – ее?

      – Ах ты…

      Экономка выплюнула ругательство – грязное и тупое, даже младшие школьники матерятся изобретательнее. Размахнулась,