Жизнь до галактики личинок. Елена Сомова

вместе ходили во Дворец культуры на занятия живописью.

      Мои дочки и Толик бежали впереди нас, но Толик отбегал от них

      подальше, бросался на рыхлый снег и колотил руками, доставая

      до земли. Он бился к матери и отцу. Мальчик видел, как зарывали

      его родителей, накрыв их крышками. Процесс погребения проходил

      на его глазах. Психологически понятно, почему он бился в землю, —

      он стучался к погибшим родителям, мечтая снов обрести их, в поисках душевного тепла. Он и салажонке рассказывал то, что

      не рассказывают просто девочкам, а только маме или папе – самым

      близким людям на свете.

      Она перед родами позвонила, благодарила меня, сказала, что

      счастлива и многое поняла за время ожидания ребенка, и что УЗИ

      определило девочку. Салажонка спросила меня, как ей назвать

      малышку. Я, не задумываясь, произнесла: «Оля». Это была дань

      памяти по нелепо ушедшей двадцатилетней поэтессе, писавшей

      детские чистые стихи. Я намеренно не открываю фамилии той

      девушки, так как в местном нашем литературном обществе стала

      обыденной привычка бросать в людей убивающей насмерть

      критикой и отстранять тех, кто хоть на мизинец выше духом, и его

      нельзя сделать рабом их собственной карьеры.

      И о стихах. Это были стихи, незамутненные сильной

      интеллектуальной

      мыслью

      и

      завораживающие

      своей

      непосредственной пустяковинкой. Именно поэтому они снискали

      такое огромное количество поклонников среди растущих

      интеллектуалов, не достигших и хоть какой-либо последующей

      ступени на пути своего развития. Они застопорились в этой боли

      по ушедшей подруге, чья нелепая смерть привела их в тупик

      лабиринта, где эти несчастные построили памятник детству – ей

      и могильную плиту – себе, ибо как поэтам им нужна стезя, а на их

      стезе стоит во весь рост горе, заслоняя больше чем полмира, почти

      весь мир. И с этим вряд ли что можно поделать, оттого что шок, вызванный ее смертью, сильнее, чем возможность перерасти утрату.

      Круг этих молодых поэтов стоит вне сакральных связей. Для них

      сакрально лишь горе. Чтобы перерасти это горе, нужно родиться

      заново.

      Есть взаимообразующие нити человеческих связей, по которым

      узнают о наличии святого в их носителях. Такие нити дают учение

      и любовь. Человек бывает если не повязан, то зависим от объекта

      страсти равно как от объекта изучения, и то наполнение интеллекта

      составляет именно не зависимость, а необходимость существования

      в той параллели, которую дает личности учение или связь любовных

      уз. Наличие этих взаимообразующих нитей не предполагает

      отчуждения от свободы, потому что настоящую свободу человеку

      дают крепкие знания, когда он может поступать согласно своим

      внутренним порывам и своим логическим