Восемь Волков. Дарима Врум

Я ничего не чувствую.

      – В таком случае, – он улыбнулся, еле заметно и слегка по-хищному, – ты ничего не теряешь, верно?

      Повисло молчание, но я не ощущала неловкости, хоть и не могла расслабиться. Рядом с ним я балансировала на канате: спокойствие смешивалось с ощущением тихой опасности. Казалось, он видел меня насквозь и всегда знал, что я хочу услышать. Он был отражением на зеркальной поверхности озера, чья гладь волновалась только, когда ты сам бросишь в воду камень. Но чем сильнее вглядываешься в глубину, тем отчетливее видишь темные щупальца, что жадно тянутся к тебе.

      – Поговорим о чем-нибудь другом, – прервал молчание Айдан, откинувшись в кресле. – Как проходит акклиматизация на новом месте?

      – Та девушка, что пропала, – сменила тему я, намеренно игнорируя вопрос. – Она тоже ходила на ваши сеансы?

      – Да, – ответил он обыденно, даже разочарованно.

      – Какой она была?

      – К сожалению, я не успел хорошо ее узнать. К тому же, я не могу обсуждать других студентов. Почему ты спрашиваешь?

      – Сегодня приходили ее родители, чтобы забрать вещи. – В голове всплыл образ убитой горем пары, что, пряча лица, поспешно выносила сумки из комнаты в общежитии.

      – И что ты почувствовала? – он весь вытянулся, как струна, а в глазах поблескивало пугающее любопытство.

      – Мне стало… стыдно? – нахмурилась я, силясь понять, почему не могу выкинуть бедную девушку из головы. – За то, что ее родители выглядят такими печальными, за то, что моя соседка не перестает плакать. – Я осеклась, не уверенная, стоит ли продолжать. – За то, что мне не так грустно, как им.

      – Ты не обязана притворяться.

      – Но я бы хотела что-то почувствовать.

      Его лицо смягчилось, и он стал смотреть на меня так же, как и другие – с жалостью и осуждением за то, что слишком выпячиваю на общей картине.

      – Я слышал, следователи уже не надеются на хорошее и даже нашли предполагаемого убийцу – старого охотника.

      – Вы боитесь смерти? – вдруг выпалила я.

      – Да, – ответил он без тени стыда и сомнения. – Я перестану мыслить, и это самое страшное. Смерть… – Он сказал это медленно, пробуя каждую букву на вкус. – Она придет лишь раз. И чужая – всегда будет напоминанием, как воспоминание о будущем.

      – А что после? Пустота?

      – Мысль выделяется мозгом, как печенью – желчь, и мертвый мозг на такое не способен. Я не смогу заставить себя думать иначе.

      – Должно быть, грустно?

      – Ты права, – Айдан горько улыбнулся. – Горе человеку, жаждущему религиозного откровения, но не способному к вере.

      – Разве это не просто – поверить?

      – Где-то на краю сознания будет маячить мысль о том, что я себя обманываю. И она никуда не денется, даже если я прямо сейчас предстану перед божеством, – в его голосе чувствовалась плохо скрываемая усмешка. – А ты? Боишься молиться в пустоту или, наоборот, получить ответ? Что действительно страшнее: нечто или ничто?

      – Не думаю, что есть разница или что мы эту разницу сможем понять.

      Мы сидели в тишине. Он застыл передо