Камень небес. Валерий Дмитриевский

будем другой зуб. У вас зуб мудрости режется, и режется неправильно.

      – Какой такой зуб мудрости?

      – Так называют последний в ряду зуб, восьмой. Он вырастает после всех других. Или совсем не вырастает. Но часто он растёт криво. Подпирает соседний зуб, и оба болят. Поэтому лучше сразу его удалить.

      Она ещё и лекцию мне читала! Но несмотря на то, что она мне всё больше нравилась, терять зуб я не собирался.

      – Знаете, – сказал я, – пока на зуб мудрости я не жалуюсь. Мудрость мне пригодится. Вы не можете удалять то, на что я не жалуюсь.

      – Когда станете жаловаться, будет поздно. Начнутся невыносимые боли. А вы в это время опять куда-нибудь на вертолёте улетите. Открывайте рот.

      – Не открою. У меня даже больной зуб перестал болеть от вашего коварства.

      – Испугались? Потому что он у вас сразу не болел, я же видела. Зачем вы меня обмануть хотели?

      – Так и вы мне про зуб мудрости, наверное, преувеличили, – упрекнул я её. – Я вам анекдот напомнил, а вы сразу решили ему последовать.

      – Надо было вас проучить. А то заходит в кабинет и начинает сказки рассказывать… Так зачем вы ко мне пришли? Бюллетень я вам всё равно бы не выписала, если вы этого хотели.

      Интересно, долетела Суханова до Куморы или нет? Сколько туда лёту? А может, возвращается?..

      – Бюллетень мне не нужен. Просто сегодня всё по-дурацки как-то идёт… Напишите, что зуб у меня удалили, или что там нужно. И я уйду, – сказал я, пересев на стул.

      – Зачем это вам?

      – Ну пусть будет такая запись. На всякий случай. Иначе могут пострадать хорошие люди.

      Не мог же я растолковывать ей, что этой записью полностью обеспечу себе легенду, по которой сейчас жил, как разведчик в глубоком тылу.

      – Как это – на всякий случай? И кто может пострадать?

      – Ну вам же ничего не стоит. Два слова: «удалён зуб». Его же не надо никому предъявлять. Или напишите, что укол поставили для снятия боли. Про укол-то можно?

      – Написать всё можно, – сказала она. – Наверное, это вам очень нужно, но поймите… Я не могу сделать запись о том, чего не делала. Ведь это документ.

      – И вы всю жизнь были такая правильная? И ничего не нарушали? Стойкий оловянный солдатик.

      Галина взглянула на меня с каким-то сожалением.

      – Если каждый будет считать, что можно хоть немного отступить от принятых правил, от законов, пусть даже и с доброй целью, это же всё разрушит… Не будет вообще никаких законов. Понимаете? Один раз можно, другой раз… И окажется, что можно всё!

      – Хорошо, – сказал я. – Представьте ситуацию. Вот на войне прилетает самолёт к партизанам за ранеными. Он может взять на борт двадцать пять человек, а раненых больше. И пилот берёт и двадцать восемь, и тридцать человек. А если бы он…

      – Это не война, и вы не раненый, – возразила она.

      – Да не во мне дело! А в принципе.

      Она не могла сделать для меня такую малость! В то время как я битый час прикидывался то простуженным, то страдающим от зубной боли. И не только ради себя, но и выручая других.

      Дверь в кабинет