Охота на волков. Валерий Поволяев

буду рад тебя видеть.

      – Успеешь сделать?

      – Я же сказал… Дуреха будет не хуже немецкого «вальтера».

      – Не надо, чтобы плевался по кривой за угол шкафа, надо, чтобы по прямой бил точно в десятку.

      – Насчет десятки не ручаюсь, но в девятку будет бить обязательно.

      Через пятнадцать минут Бобылев покинул жилье Лапика, выглянув из подъезда, посмотрел влево, посмотрел вправо, ощупал глазами людей, пространство, остановившийся неподалеку от дома трамвай, припаркованную к тротуару легковушку, проверил, нет ли среди прохожих и пассажиров трамвая горбоносых чеченцев, поднял воротник куртки, на глаза натянул американскую синтетическую кепку с надписью «Минессота» и зашагал по тротуару к широкой, на которой делали конечный круг троллейбусы, площади.

      Работа по сколачиванию «товарищества с ограниченной ответственностью» началась.

      Через двадцать минут он уже находился на квартире у Пыхтина – тот, огромный, гибкий, с могучими плечами, ходил по полу босиком, вскидывал ноги и бил ступнями по точкам, намеченным карандашом для удара – на стене, на полированном боку шкафа, на серединной перекладине оконной рамы, – входная дверь в квартиру была открыта – Леша Пыхтин не боялся никого, никаких разбойников и дверь квартирную почти никогда не запирал на замок.

      Бобылев невольно поморщился: «Однако…»

      – А вот и ты, Юр, – не оборачиваясь проговорил Пыхтин, словно бы давно ждал Бобылева, сделал огромный кенгуриный скачок и резко, изо всей силы ударил своей железной ступней в высокий оконный карниз, на котором висела штора – чуть-чуть не достал.

      – Однако, – на этот раз вслух произнес Бобылев, – не сдержался.

      – Очень не хочется жиреть, закисать, – сказал ему Пыхтин, – вот и стараюсь держать себя в форме.

      Он сделал два длинных резких удара ногой, Бобылев невольно поежился – таким копытом можно проломить грудь кому угодно, даже ломовой лошади. Не выдержал, отвел взгляд в сторону, увидел в хорошей буковой рамочке, под стеклом, фотографию бравого Алексея Пыхтина: тот был снят в полевой форме, с автоматом через плечо, с сержантскими погонами, при ордене и двух медалях, одной нашей и одной афганской, на лице – веселая людоедская улыбка, зубы что клавиши у фортепьяно, колючую проволоку вместо саперного резака перекусывать можно, глаза сощуренные, пьяноватые – немало, видать, кровушки пролил Леха Пыхтин в далекой пыльной стране.

      Минуты через три Пыхтин закончил разминку.

      – Садись, чего стоишь, как столб в африканской тундре? – сказал он гостю.

      – А что, в Африке есть тундра?

      – В Африке есть все. Не стой, возьми себе стул, сядь.

      – Твоим изображением лучше стоя любоваться, – Бобылев как-то кособоко, по-инвалидному приподнял одно плечо, – вот и стою.

      – Изображение как изображение, – проворчал Пыхтин довольным тоном, – ничего в нем нового.

      – Оно, знаешь, неординарное. – Бобылев медленно, по слогам выговорил неудобное, какое-то