Охота на волков. Валерий Поволяев

уж удобно для удара подставился налетчик, такой момент пропустить было просто нельзя, вот Иванов и не удержался. Теперь Руслан, когда очухается, будет иметь памятку на всю оставшуюся жизнь. А заодно будет знать, что не все дозволено откормленным молодцам, возомнившими себя властителями жизни, что на зло свое получат зло ответное, на боль – боль, на удар кулаком – встречный удар.

      Руслан, взмахнув руками, взнялся над самим собою, словно бы хотел увидеть, что делается на запруженной мокрыми машинами Тверской улице, смятое лицо его походило на тряпку, из рваной прорехи рта весело скалились молодые белые зубы, в следующий миг он запрокинулся на спину и покатился по мокрой дорожке под уклон.

      Модная куртка его лопнула в плечах с обеих сторон, обнажив серое, в рвани ниток нутро, подкладка тоже расползлась – курточка была стачана из откровенной гнили, из-под ремня штанов выпросталась грязная майка.

      Иванов отряхнул руки, нагнулся, чтобы вытереть ладони о мокрую траву, увидел под ногами мокрый желтоватый кружок – пятидесятирублевую монету, цена которой была во много раз ниже старой советской копейки, – выпрямившись, по-вратарски точно подбил монету ногой. Взвившись в воздух, монета легла в неряшливо примятую траву, туда, где валялся кнопочный нож Руслана.

      – Ходят тут всякие, а потом унитазы пропадают. – Иванов усмехнулся, вытер руки о мокрую траву и по дождю двинулся дальше.

      На безмолвных, отключившихся налетчиков он даже не оглянулся. С неба по-прежнему густо сыпала противная холодная влага, от которой болели мышцы, а внутри, в самом низу живота, гнездилась странная нехорошая пустота. Люди на улице были безмолвны и безучастны, у «Макдоналдса», несмотря на дождь, толпился народ – в основном приезжие девицы, были, конечно, и кавалеры, несколько бомжей ожидали подачки, ревели, засоряя гадостью воздух, машины. Пахло резиной, грязью, бомжами, сгоревшим бензином, еще чем-то очень невкусным.

      Через двадцать минут Иванов уже находился у себя на Петровке, в управлении.

      – Тебя шеф ищет, – сообщил Иванову старший лейтенант Горностаев – сосед по скудному дачному участку, выделенному ему, как и всем милицейским сотрудникам, на голом месте под Апрелевкой. – Не заглядывал еще к нему?

      – Нет.

      – Зайди, а то он уже дважды про тебя спрашивал.

      Иванов неопределенно приподнял одно плечо – как и все нормальные люди, он не любил вызовов к начальству, он вообще не любил тихое кабинетное шарканье (впрочем, громкое – тоже). Есть люди кабинетные, а есть некабинетные, которым душная атмосфера, бытие среди портьер, лакированных столов и ковровых дорожек давит на горло, перекрывает дыхание, в ушах и в висках все звенит и отчаянно хочется вырваться на свежий воздух, так и Игорю – едва он появился в управлении, как ему тут же захотелось на волю. Он вздохнул, стряхнул дождевую мокреть с плаща, повесил его на рогульку старой толстоногой вешалки, неуклюже расставившей свои лапы в углу.

      К начальству не пошел, но едва сел за стол, как серый, с двумя обколотыми краями, – и