Охота на волков. Валерий Поволяев

дорогами, ни с руководителями. Во главе России слишком часто становились ущербные люди.

      Иванов вяло отогнал от себя эту мысль – не ему обсуждать руководителей, не то ведь нарвешься на ретивого демократа в погонах и тот в лучших традициях отечественного стука сообщит куда надо. И станет тогда капитан Иванов «БеУ» – бывшим в употреблении: бывшим оперативником, бывшим сотрудником Главного управления внутренних дел города Москвы… Демократы с теми, кто не с ними, умеют расправляться в лучших традициях прошлого – сам Виссарионыч позавидовал бы.

      Да и не демократы эти люди вовсе.

      А вот насчет кафе – это дельная мысль. И неплохо было бы, если б рядом за столиком оказалась хорошенькая вдова лет восемнадцати с собственным «мерседесом» жемчужного цвета, отдельной квартирой, дачей, солидным счетом в банке и двумя попугаями-неразлучниками, обитающими на кухне. По отношению к меньшим своим братьям – любит он их или нет, – человек у Иванова (по собственной классификации капитана) попадает в куйвы либо в сейды.

      Дело в том, что на севере, в Мурманской области, где Иванов недавно находился в длительной командировке, живут безобидные люди лопари, пасут оленей, ловят рыбу, собирают клюкву. Верят лопари в камни и считают, что каждый камень, каждый голыш и осколок булыжника имеет свою живую душу и вообще все камни, как и люди, делятся на плохих и хороших. Исходя из этого и душа у них соответственная. Куйвы имеют злую, неприятную душу, сейды – добрую. Так что, если у восемнадцатилетней вдовы на кухне щебечут два попугая – Чуча, скажем, и Муча, – значит, красотка эта имеет душу сейда.

      Впрочем, Иванов сам был сейдом, хотя существование свое разделял на две половины: это вот личная жизнь, а это – милицейская, служебная, общественная, если хочешь – как разумеешь, так и называй. Если в личной жизни он был добряком, готовым отдать другому человеку все, что у него есть, то в служебной жизни он не имел права быть таким.

      Противная это штука – служебная жизнь: вечная трескотня и оглядки назад – что там за спиной, гавканье, извините за выражение, погони и стрельба – тьфу! Куда лучше вести жизнь Обломова – сидеть у себя на балконе и слушать, как идет дождь.

      Иванов убыстрил шаг. По макушкам деревьев пробежался глухой шум, дождь усилился и существование собственное сделалось совсем противным. Игорь пожалел, что не взял с собою зонта.

      Он встал под дерево – старый упрямый клен еще не успел до конца растерять свои рыжие кудри и мог малость предохранить человека от дождя, – поднял воротник, застегнулся под самый подбородок, сунул руки в карманы. Прикинул, что же будет дальше, скоро дождь кончится или нет, но сколько он ни высчитывал, сколько ни искал в небе хотя бы крохотное светлое пятно, так ничего приятного для себя не нашел – небо было глухим, низким, недобрым.

      Под дерево к нему неожиданно заскочил крутоплечий парень с высоко подбритым затылком, одетый в коротенькую, чуть ниже лопаток, кожаную куртку, – последний писк моды, – следом еще