Бранная слава. Алексей Шорохов

огненные ручейки, разлетевшиеся в разные стороны по комнате.

      Потом всё. Тишина. Темнота. И глухой рёв рядом. И свет, снова впервые увиденный им спустя пятьдесят лет после появления на свет.

      …Это потом Аким поймёт, что сегодня его второй день рождения. А сейчас он слышал, как рядом откапывали Макса. Это он ревел. Живой и невредимый. С парой царапин на голове. Только память отшибло.

      Голова Акима появилась из-под завалов.

      – Живой, братишка?

      Это уже контуженый Макс помогал мобикам откапывать Акима. Не очень понимая, кто он и как здесь оказался, но чётко понимая – вот тут, под завалами – свои. А вот там, за спиной, враг, и он лупит, не останавливаясь.

      Акимку по пояс выкопали из-под битого в мелкий щебень или разломившегося на два-три спаянных намертво кирпича.

      – Руками шевелить можешь?

      Он попробовал руки – работают, только левая немеет. Осторожно потащили дальше, освобождая ноги.

      – Стоять можешь?

      Мог. И стоять, и шевелить руками.

      Рядом лежала огромная, переломленная в середине, бетонная балка. Под ней остались навсегда. Те, кто остались…

      Аким не знал, что это был удар американской корректируемой планирующей бомбой. После которой большой кирпичный дом сложился в пыль, в труху. В битый кирпич и сломанные, как спички, бетонные перекрытия.

      Он, как и многие, верил официозу, что у хохла уже не осталось авиации.

      Аким ни разу не был наивным простачком, который раз и навсегда, наглухо, верит пропаганде, но таково уж её свойство, пропаганды – она вдалбливается, врастает в подкорку.

      И эта подкорка, хочешь не хочешь, убеждает тебя, что да, где-то там, наверное, есть у хохла ещё самолёты, они даже порой летают, даже что-то запускают – по Крымскому мосту или по сухопутным переходам на полуостров.

      Но чтобы тебя, здесь, на твоём участке фронта?

      В это подкорка твоего головного отказывается верить, пока её, подкорку, хорошенько не перетряхнёт.

      И в этом очень важная особенность войны: она не сразу, не за один секунд, но обязательно всё расставляет по своим местам.

      Наверное, за этим война и приходит в наш мир, отделяя своих от чужих и своё от чужого…

      Позже ребята прислали Акиму в госпиталь снятое на телефон видео с украинским штурмовиком Су-25, отработавшим по нему – тем самым. А потом и хохлы выложили видео, снятое с БПЛА.

      Объективное подтверждение того, что никто не должен был уцелеть после удара.

      Но Бог судил иначе…

      И уже месяц спустя, после госпиталя, когда в иллюминаторе будут проплывать поросшие лесом песчаные берега Волги; после колокольни в Калязине, восстающей из воды, как символ его затопленной предательством, но не сдавшейся родины, – Аким сразу вспомнит, что давно, задолго до фронта, ему снилось, будто украинский самолёт преследует его, гоняется за ним.

      Наш, привычный военный самолёт, «сушка» – но с чужим, хищным трезубом и ядовитыми жовто-блакитными пятнами.

      Уже шла война на Донбассе, но это была ещё не его, не Акима, война.

      Сны, если вспоминать, давно готовили Акима к войне. Но снились