Возвращение домой. Елена Шичалина

Ему показалось, что его провели за кулисы, где усталые актеры смывают привычный грим. Он вдруг представил себе, что было бы, если бы сегодня утром Ольга согласилась выслушать его предложение, а то еще лучше – приняла бы его. «Судите ж вы, какие розы…» Ведь если поразмыслить… Где окажутся эти сладостные дни, когда он каждую пятницу бежал на электричку, чтобы успеть застать неразведенный мост, когда его встречали, как родного, не спрашивая, как и на что он живет, сколько платит за съемную квартиру, куда собирается привести молодую жену. Его кормили, поили, он крепко спал в отдельной комнате, которую ему уступали девочки, в то время как сами теснились у Антонины. Николай Аркадьевич проявлял глубокий интерес к французской литературе XIX века, а может, только делал вид? Действительно, что нового я собираюсь сообщить миру о Флобере? – сокрушался Алексей. – Уж не ждет ли меня самого участь Шарля Бовари?

      – Девочки не знают ничего из того, что я тебе рассказала, Алеша. Никто теперь уже не знает, кроме Николая. Зачем им знать? Пусть без оглядки проживают свою жизнь, так что ты это все оставь при себе, – она опять помолчала. – А с женитьбой, дружок, повремени. Кто знает, как жизнь повернется. Да, и приятеля своего увози поскорей. Вы ведь, наверное, завтра поедете?

      Алексей ответить не успел. Громкий крик «Помогите!» прервал их беседу. Послышался топот, треск ломаемых веток, и вслед за женским – мужской голос:

      – Убью, проклятая! В этот раз точно прибью! – и снова топот и женский визг…

      – Господи! Да это ж – Груня! – Александра Владимировна заспешила по дорожке к дому, вытянув перед собой руку. – Алеша, я дойду как-нибудь, беги скорей! Небось опять с топором за ней гоняется. Не ровён час… ой, Господи, помоги!

      Алексей все же довел Александру Владимировну до лестницы на террасу и бросился во двор. Он увидел, как к деревянному дому удаляется Никифор: он руками сжимал голову и качался из стороны в сторону. К дому напротив Антонина вела, обняв за плечи, ревущую Груню. Посреди двора с топором в руке стоял Кирилл.

8

      Николай Аркадьевич плотно закрыл дверь во избежание сквозняка, уселся на диван и указал Кириллу на кресло у письменного стола. Кирилл замялся, смутившись: сесть в кресло Николая Аркадьевича он счел для себя большой честью.

      – Не тушуйтесь, молодой человек! Я всем своим гостям предлагаю воссесть в мое кресло. Обычный жест гостеприимства.

      Кирилл принял приглашение сесть, и перед ним на столе возникла старая пишущая машинка со вставленным листком, на котором виднелся стихотворный текст. Рядом лежало пресс-папье из темного камня с инкрустацией и стоял бронзовый подсвечник с маленькой ручкой. Огарок свечи торчал из застывшей лавы стеарина. Николай Аркадьевич поймал его взгляд.

      – Здесь часто выключают свет. Как гроза, так – пожалуйста! Что-нибудь да вырубится. А машинку свою я ни на что не променяю. Привык, знаете ли. Мне Оля рассказывала, что у них в деканате секретари печатают на электрических! Только оказывается это еще сложней: привыкли пальцем бить что есть силы,