Змий. Алина Кирикова

кто ты! – бросила княжна, дернув ногу. – Ты – раб и всегда им будешь! Знай, ты здесь только потому, что я просила Мишеля позвать тебя, иначе никому ты не нужен, никто не желает тебя видеть и знаться с тобой. Начнешь козырять состоянием своего папаши, скажу, что всем уже плевать с высокой колокольни на ваши богатства. Пусть даже твоя золотая бабка завещает тебе свои владения и прииски, в чем я сомневаюсь, твоих сторонников втрое приуменьшится! От денег, которыми ты стараешься всех купить, разбежится наше общество! Не только состояние важно, но и человеческие качества, например, порядочность, которой в тебе, Блуд Девьенович, нет. Так, как меня ты обмарал в глазах света, где все меня теперь считают твоим носовым платком, меня никто еще не оскорблял и не оскорбит. Лучше я останусь ни с чем, главное – не с тобой. Я не вещь, которую можно купить и поставить на полку, не твоя игрушка! К тому же играть с тобой и не собиралась, глупо надеялась, что ты действительно меня любишь, но ошиблась. Под браком ты подразумеваешь мое полное подчинение, принадлежность к тебе, тогда как сам ты и не постарался бы сойти за верного мужа. Не намерена терпеть к себе неуважения и порываю с тобой. Как порядочная девушка я должна жалеть о нашей связи, но и в этом деле найду силы поблагодарить тебя за все, что меж нами было. Прощай!

      Дернув юбкой, Аранчевская устремилась к выходу; я жалко бросился за нею и, силой прижав к себе, взмолил:

      – Мария, любимая, ты не можешь просто так меня бросить! Я не воспринимал тебя как игрушку, я люблю тебя! Давай же обсудим мое поведение и начнем с чистого листа! Буду самым послушным мужем, обещаю тебе!

      – Между нами все кончено! – ьвыпалила Аранчевская и стремительно вылетела в двери.

      Я хотел было поспешить за княжной, но вовремя остановился и увидел следующее:

      – Миша! – как ни в чем не бывало, воскликнула Мария. – Я всюду тебя обыскалась.

      – Маша! – ласково отозвался Баринов и, расставив руки, кинулся к émeraude. – Мне твой олень заявил, что пришел что-то с тобой довыяснять.

      – Мы довыяснили, – отвечала Аранчевская, голос ее дрогнул.

      – Чего глаза-то на мокром месте, Маш? Твой заморский матрос тебя сызмальства перед нами матросил, опустил в свете, а ты нюни распустила. Надо радоваться, что между вами все кончено наконец-то. Сколько тебя б еще позорили! Весь город твердит о твоем распутстве, дорогуша. Даже я б тебя замуж не позвал, несмотря на нашу дружбу. Давай-ка подбери гордость, отряхни ее, а то смотреть на тебя сил нет.

      – А у меня нет сил от всех вас! Надоели! – зарыдала émeraude, бросаясь в бегство.

      – Ох, черт бы это бабскую натуру! – проворчал Мишель, поспешив за княжною.

      Закрыв дверь, я встал смирно. Глядя вперед, ощущая себя опустошенным и глубоко раненным, я старался ровнее дышать. Но скоро не выдержал. Лицо нервически задергалось, брови жалобно поднялись, глаза зажмурились, а рот, раскрывшись, исторг из себя скрип. Принимаясь швырять вещи, что попадались мне на пути, я забылся. В какой-то момент в комнату вошел Керр, застав агонию гнева. Несмотря на то, что кинулся я и на