Змий. Алина Кирикова

– это я точно помню, так как все время глядел на часы. Старый князь так и не унялся в болтовне, которую Анна Сергеевна то и дело сопровождала восхищенными звуками. Дмитрий Павлович, в свою очередь, часто задавал вопросы и подолгу рассматривал некоторые шедевры в упор, строя из себя умный вид. А Елизаровы, действительно заинтересованные коллекцией, обсуждали картины только между собою.

      – Боже, это шедевр! – неожиданно воскликнула Елизавета Павловна, проходя мимо картины «Закат». – Изумительное творение! Скажите мне, кто автор? И назначьте любую цену, хочу ее выкупить! Сергей Михайлович, поглядите только, какая фантастическая работа! Татьяна, неужели же ты можешь молчать в такую минуту?

      – Вижу, картина действительно прекрасна… – вяло вступила задумавшаяся уточка. – Но это же…

      – Bellissimo! – вновь воскликнула г-жа Елизарова, впервые отойдя от мужа. – Фантастика! Словно слышу разговоры изображенных людей, суматоху улиц! В каком движении картина, впервые вижу такое! Князь, прошу, не томите меня неведением, назовите цену, сегодня же заберу!

      Конечно, она понимала, что это моя картина, и только делала вид, чтобы сделать мне приятно…

      – Не нужно никаких денег, что вы… – объяснил я. – Так отдам, забирайте.

      – Как это? – притворно изумилась княгиня, пока лакей по велению моей руки снимал полотно со стены. – Не могу просто взять, Адольф, назовите мне цену.

      – Прошу вас, возьмите ее себе в качестве дружеского подарка, – просил я. – Ведь автор вправе распоряжаться своим художеством так, как сам того возжелает.

      – Ах! Вы автор! – лживо восхитилась Елизавета Павловна, пока ее супруг приноравливался к картине, щурясь в монокль.

      – Вы автор? Но что же тогда картина делает в коллекции? – поднимая бровь, неприятно изумилась Анна Сергеевна, но после этого быстро собралась, как бы одернув себя, и вновь выделала любезное лицо.

      – Это мои фантазии, г-жа Уткина. Так пытаюсь, скажем, представить, что когда-нибудь, чрез века, мои картины тоже окажутся в чьем-то собрании. Баловство, и только.

      – Так и знал, что это произведение ваше. Мне нравится, что оно неоднозначно. Вот, например, всем известный Федор Матвеев весьма и весьма ясен, четок в изложении, каждая линия на его полотнах имеет свою направленность. Ваше же произведение легко и неясно, оно как мгновение: вблизи видны одни лишь штрихи, издалека открывается чудесный закат, и солнце будто бы действительно садится, облака плывут, – добавил г-н Елизаров, пока Уткины с замешательством переглядывались между собою. – Вообще вы, конечно, замечательную технику выдумали. Есть у вас еще? Желал бы поглядеть и, возможно, что-нибудь приобрести. Пишете ли вы портреты, сколько времени это занимает?

      – Да, конечно, я могу показать. По времени максимум три-четыре часа, минимум сорок пять минут. Но, понимаете, все зависит от сложности и величины полотна. Большая картина только полчаса намечается, а маленькая же за полчаса уже будет готова, – смутился я.

      – Думаю, что когда-нибудь за ваши картины