Змий. Алина Кирикова

ждали, жеманно взмахивая расписными или перьевыми веерами, каждая из них сверкала украшениями. Тут же находились господа: кто-то вроде Керр – принцы, герои войны 1812 года, полковники, подполковники, генералы, кто-то вроде меня и кукушки, и кто-то вроде обедневших дворян незнатных родов. Камню было негде упасть от многообразия разнообразных лиц и происхождений.

      «Так поглядишь на Мишу – сущий голубоглазый ангел. Незнакомый с этим белокурым чудом даже и не подумал бы, что тот есть воплощение подлости и животной жестокости», – размышлял я, пока В* так и не переставал глядеть на меня, постоянно нечто конспектируя. Баринов продолжал лежать у меня на плече, из фантика начиная выворачивать китайское оригами. Тут я заметил, что в дверях появился Твардовский. В* устремил свое внимание на юношу и, нацепив монокль, принялся упорно прищуриваться. Завидев меня, Даниил испугался настолько, что отскочил в стол с угощениями, с треском повалив оттуда пирамиду из бокалов с шампанским.

      – Стоп-стоп-стоп! – по мере произношения переменяя свой голос на более раздражительный, возопил Баринов, после чего, вдруг возвысив голос, мягко продолжил: – Ну что ты натворила, Данечка моя?

      – Я не специально… – проскулил мальчик.

      – Еще бы! – неистово взрычал Мишель и уж хотел было направиться в сторону Твардовского, как явился Себастьян и срочно позвал князя к себе. – I'll deal with you later, cutie (Позже разберусь с тобой, милочка), – не к месту слащаво заявил Мишель.

      Аранчевская, желая сгладить обстановку, заспешила к роялю и, спровадив Анну с продолговатого пуфа, заиграла менуэт Баха. Проследив глазами за Даниилом, поспешившим скрыться из салона, я принялся наблюдать далее. Пока кукушка шла своим чередом, В* переключился в записях на Керр, который, изрядно напившись, перекрикивал тяжелым басом всю комнату вместе взятую, пуская шутки в кругу дам, ласкавших его руками то за плечи и шею, то скользя по усатому лицу с бережно уложенными бакенбардами. Урвав минуту, я мерно подобрался к émeraude и, едва справляясь с чувством волнения, подсел к ней.

      – Здравствуйте, Мари, – прошептал я на ушко княжне, когда та прекратила играть на рояле. – Соскучились по мне? Хотел бы говорить с вами наедине.

      – А я не желаю с вами разговаривать, – с выделанной неприязнью бросила Аранчевская.

      – Какие изумительные сережки сегодня на вас, интересно, кто же их подарил? Вы, кажется, не согласились на мое предложение, – поглаживая ручку княжны, ворковал я, пододвигаясь ближе. – Что же вы носите эти побрякушки?

      – Видите, вы даже не слушаете меня теперь. Ведь было сказано, что не желают говорить. Мои слова и просьбы для вас ничего не значат, – едва слышно прошептала Мари.

      Когда в гостиную вернулся Баринов, Аранчевская подскочила с пуфа и рванула из салона. Пока Миша расспрашивал присутствующих о Твардовском, я воспользовался моментом и вышел следом за émeraude. Обойдя дом вокруг, расхаживая по цветущим коридорам с вазонами, я обнаружил Аранчевскую в отдаленной комнате. Дверь к Мари была открыта нараспашку,