«Матильда». 80-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается…. Светлана Владимировна Пушкина

во главе этой цепочки питания, а других – низшего порядка, заслуживающих гибели или пожизненного рабства из-за недостойной, зазорной, по его мнению, национальности и внешних признаков, отличающих их от высокой мерки величественной арийской расы. Эти пустые глаза, глаза не человека – существа, без единого намека на сомнение, не идущие ни на какие сделки с совестью за неимением таковой, безусловно, оправдывали все творимые здесь бесчинства. Это было моральное право иного рода – необузданное, звериное, стихийное. Желание утверждать свои порядки: подавлять, истреблять, растаптывать, как вредоносных насекомых, ненавистных евреев и славян – моральное право, разрешенное сверху, вложенное в его пустую голову и безжизненную душу античеловеческими ценностями – такими же звериными идеями и мыслями его жестокого и фанатичного лидера.

      Фашисты так и продолжали листать страницы моего паспорта, переговариваясь между собой:

      – Похоже, русская немка, – наконец, сделал вывод рыжеволосый офицер.

      – Откуда здесь немцы? – раздражаясь, спросил темноволосый красавец. Казалось, эта заминка все больше действовала ему на нервы.

      – Генрих, – учительским тоном объяснил рыжий офицер. – В России проживает немало наших соотечественников. Их прошлая власть выдавала им большие наделы, приглашала целыми семьями, да что семьями – поселениями, чтобы они осваивали огромными российские пространства. Русские, они ведь какие?

      – Какие? – недоверчиво спросил брюнет, которого, как я теперь знала, звали Генрих.

      – Они часто ленивы, иногда любят выпить, а пустых земель много. Вот их прошлые руководители и разрешили проживать в России трудолюбивым и практичным немцам. Все же польза, чем долины без единого жителя и заросшие бурьяном поля. А так… поселение развивается, хлеб выращивают, товары производят.

      – Ну, и как прикажешь с ней поступить? – язвительно спросил Генрих.

      – Не знаю, но все-таки уничтожать арийцев фюрер нас не призывал, – ответил рыжий офицер.

      – Тогда… – сделав паузу, ответил Генрих и его рот расплылся в довольной усмешке, – путь едет на родину. И трудится на благо своего народа.

      Он грубо развернул меня за плечи и подпихнул автоматом к кузову машины. Я поднялась наверх, и мы тронулись. Последнее, что мне запомнилось перед тем, как мое сознание поглотила подступающая мгла, было бледное, враз состарившееся лицо мамы, ее опустошенный взгляд и протянутые ко мне руки.

      Глава 7. Дорога в неизвестность

      Сознание начало постепенно возвращаться ко мне: я почувствовала резкую боль в локтях, спине и затылке. Кажется, меня бросили, как мешок с картошкой, на какой-то деревянный холодный пол, отчего кожу в нескольких местах счесало, и в нее впились крупные острые занозы. Где нахожусь, я сообразила не сразу, но остро почувствовала присутствие рядом с собой десятков, а, может, сотен людей: они переговаривались, толкались, тихо