«Матильда». 80-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается…. Светлана Владимировна Пушкина

и детей, перед каждым приемом пищи – обязательная молитва. Старшие ребятишки, кроме обязательного похода в школу, в определенные часы читали религиозную литературу, а в воскресенье, когда вся семья отправлялась на службу в церковь, то брали с собой даже полугодовалую Гретхен. Выходить в воскресенье разрешалось и мне. И хоть церковь я не посещала – не католичка, но в эти моменты я была свободна, и тратила это время, чтобы познакомиться с городом и новым для меня образом жизни среди немцев.

      Вольфганг и Мария быстро ко мне привыкли и без опасения отправляли в город за покупками и по другим поручениям. Мое знание немецкого и здесь сослужило хорошую службу: торговцы в местных лавочках быстро меня запомнили, спрашивая «как дела» и «как я поживаю», передавали в руки продукты, которые мы не выращивали, хлеб и ткани. Мария хорошо шила сама, и в покупке вещей мы не нуждались. Местные звали меня «Матильда» – это имя было им близко и знакомо, а о русском ко мне обращении и национальности я по совету хозяев не распространялась. Мария же взяла за привычку, выходя в город по делам и встречаясь с соседями, старательно распускать слухи о том, что у нее в доме живет и работает «девочка-немка из России».

      За первый месяц моей жизни в Хёкстере я имела возможность на собственном опыте убедиться, насколько немцы разные, и как неодинаково они относятся к пленным. Работник хлебной лавки Карл Беккер встречал всех с улыбкой – не важно, пленные к нему заходили или свободные. Он вежливо кланялся, спрашивал о жизни, а подросткам, которые приехали со мной в том самом эшелоне, старался выдавать побольше ароматных горячих булок со словами «излишки оставь себе», заговорщически при этом улыбаясь. Вежливой и кроткой в общении с нами была и фрау Шрёдер, у которой я покупала ткани, она же была и первой в городе портнихой. А вот сапожник Вилли Ланге всегда что-то недовольно кричал и ругал по любому поводу. Могу себе только представить, каково это работать у такого человека: уверена, на своего пленного он не только повышает голос, но и бьет.

      Моя языковая практика с каждым днем росла: я узнавала все новые и новые слова, запоминала интонации и уже в первые месяцы начала ловить себя на мысли, что иногда, забывшись, думаю по-немецки. Наблюдая за моими речевыми успехами, Вольфганг как-то сказал:

      – Матильда, ты говоришь очень сложно, правильно что ли. Как будто учила язык по книгам. Прислушайся к тому, как мы разговариваем. Постарайся не выделяться, – посоветовал он.

      Я приняла критику и стала внимательнее следить за своей речью, стараясь еще больше походить на местных.

      Следуя своим домашним привычкам, я каждое утро слушала радио. Правда, здесь, в Германии, восторги диктора вызывали фронтовые успехи немецкой армии, щедро удобренные пафосными словами о геополитических планах Гитлера. Я с нарастающим ужасом узнавала о том, что враг все ближе подходит к Москве, быстро и вероломно продвигается вглубь