Одинокая или ничья?. Хельга Мидлтон

детей, за ним устраивались так называемые семейные обеды, и, хоть семья была чужая, и люди для Елены Сергеевны совершенно чужие, она к их приездам готовилась – старалась как можно лучше все устроить. Теперь она оставила один край свободным, покрыла его полотенцем с гжельским рисунком – это для тарелки. Все остальное пространство стола заняли: лэптоп, книги, картотечные ящики с одной ей известной системой классификации мифов, песен и камланий так любимых ею северных народов. Они – эти уходящие в прошлое, исчезающие культуры – стали ее жизнью. Как родители рассказывают детям историю семьи – кем были их бабушки и дедушки – так ей, бездетной, надо было успеть передать эти собрания ее детям – следующему поколению, ее учеников – тем, кому «не-все-равно».

      В понедельник позвонила на кафедру и, сославшись на здоровье, попросила либо отменить четверговый семинар, либо, если группа наберется небольшая, пусть приезжают к ней на дачу. До Нового Иерусалима на электричке, а там она их встретит на машине. Во вторник позвонил Василий и сказал, что четверо готовы приехать. Она обрадовалась. Как раз все в машину поместятся, и есть повод наконец-то закончить уборку дома и приготовить что-нибудь вкусненькое. Весь день среды разбирала шкафы и полки кухни. Крупы и прочие сухие продукты она держала в больших стеклянных банках из-под «Нескафе» с плотно притертыми пузатыми крышками. Каждую открыла, проверила, не завелась ли моль или мучная личинка. Почти полная банка крупы «Геркулес» пошла в помойку. Вид ее не понравился – какая-то трухлявая. Вымела и протерла все полки. Хоть съестного на зиму в шкафах и не оставалось, мыши все равно любили почему-то зимовать в чашках и вазочках, оставляя после себя мелкие черные зернышки. Убрав полки и перемыв посуду, она победно осмотрела поле боя. Взгляд упал на вставленный в узкий пластиковый чехольчик телевизионный пульт. Не задумываясь, смахнула его в мусорный мешок. Хмыкнула: «Что послужило причиной смерти? – спрашивает судья. Причиной смерти послужил телевизионный пульт, – докладывает следователь, – но мы не смогли приложить его к материалам дела. Объект исчез…»

      Сварила кастрюлю щавелевого супа. «Сметану, хлеб и пряники куплю на станции, – подумала про себя, – а еще новый шланг, сахар и овсянку не забыть бы».

      *

      Лето стремительно наступало. Зацвела сирень. Яблони и вишня превратились в белые облака и парили над уже довольно высокой и густой травой с вкрапленными в нее желтыми пятнами одуванчиков. Посаженные еще осенью тюльпаны редкого сорта выстрелили вверх своими разноцветными рюмочками: белыми, розовыми и пурпурно-бордовыми. Под окном веранды расцвели ирисы. Сквозь их плоские листья потянулись вдоль стены веревочки девичьего винограда. Буквально за две недели дом укрылся зеленым шатром. Ни Коли и его семьи, ни соседей справа, ни редких деревенских машин, а главное – дальнего конца с туалетом-скворечней и компостной могилой стало не видно. Совсем. Никого. И… прилетел соловей. Несколько ночей обживался: кашлял, щелкал и горгульил, как будто полоскал горло, а потом… запел.