Что же дальше, маленький человек?. Ханс Фаллада

герр Пиннеберг.

      Вдвоем они уходят в соседнюю комнату. Пиннеберг смотрит им вслед. Доктор Сезам не достает «деточке» даже до плеча, а в одних трусах Овечка кажется особенно высокой. Пиннеберг в очередной раз думает: какая же она красивая, лучшая девушка на свете, другой такой нет. Он работает в Духерове, а она здесь, в Плаце, и встречаются они от силы раз в четырнадцать дней, а потому его восторг всегда свеж, а аппетит просто неописуем.

      Из-за стены доносится голос врача, время от времени он задает вопросы, какой-то инструмент звякает о поддон; этот звук он не раз слышал у зубного – очень неприятный.

      Вдруг Пиннеберг вздрагивает – такого голоса он у Овечки еще не слышал. Она говорит очень громко, звонко, почти кричит:

      – Нет, нет, нет!

      И еще раз:

      – Нет!

      А потом тихо, но он понимает:

      – Боже мой!

      Пиннеберг делает три шага к двери – что все это значит? Что там творится? Но тут опять раздается голос доктора Сезама – слов не разобрать, и снова звякает инструмент.

      Повисает долгая тишина.

      Лето в разгаре, середина июля, ярко светит солнце. Небо густо-синее, к окну тянутся ветки, покачиваясь на морском ветру.

      Пиннебергу вспоминается песенка из детства:

      Ветер дует, задувает,

      С детки шапочку срывает.

      Ветер, шапку не воруй,

      Лучше детку поцелуй!

      В приемной гул голосов. Люди извелись от ожидания. «Мне бы ваши заботы. Мне бы…»

      Овечка и врач возвращаются. Пиннеберг бросает на Овечку испуганный взгляд: какие у нее большие глаза, словно расширились от ужаса. Она бледна, но улыбается ему, сначала через силу, а потом все ее лицо расплывается в улыбке, проясняется, расцветает…

      Врач стоит в углу, моет руки. Косится на Пиннеберга. И скороговоркой произносит:

      – Поздновато, герр Пиннеберг, поздновато предохраняться. Теперь уже ничего не поделаешь. Судя по всему, пошел второй месяц.

      У Пиннеберга перехватывает дыхание. Затем он с трудом произносит:

      – Господин доктор, этого не может быть! Мы были очень осторожны. Этого просто не может быть. Скажи ему, Овечка.

      – Милый! – отвечает она. – Милый…

      – Факт остается фактом, – резюмирует врач. – Сомнений быть не может. И поверьте, герр Пиннеберг, ребенок украшает брак…

      – Господин доктор, – произносит Пиннеберг, губы у него трясутся, – господин доктор, я получаю сто восемьдесят марок в месяц! Я вас умоляю, господин доктор!

      Вид у доктора Сезама очень уставший. Он знает, что сейчас последует, он слышит это по тридцать раз на дню.

      – Нет, – говорит он. – Нет. Об этом и речи быть не может. Вы оба здоровы. И не так уж мало вы зарабатываете. Даже совсем немало!

      – Господин доктор!.. – в панике восклицает Пиннеберг.

      Овечка стоит у него за спиной и гладит по голове:

      – Ну, перестань, милый, перестань! Все образуется.

      – Но это же невозможно… – вырывается