Игра в прятки. Лора Джонс

почти всех окрестных земель, его карманы битком набиты деньгами тех, кто снимает у него жилье. Любопытно, почему барон явился сюда собственной персоной, а не прислал служащего. Он никогда раньше этого не делал.

      В ответ на приглашение де Контуа усмехается, будто отец произнес нечто конфузное, и с нелепой манерностью входит в дом. Барон усердно старается уберечься от пыли и каменной крошки на полу, словно перебирается через сточную канаву.

      – Позвольте представить вам моих дочерей, барон, – говорит папа, кладя ладони нам на плечи и заставляя присесть в реверансе. – Это Лара и ее сестра София.

      Де Контуа, с ног до головы одетый в жемчужно-голубое, рассматривает Лару дольше, чем дозволяют приличия. Так же, по моим наблюдениям, ведут себя и другие мужчины. У этого и глаза жемчужные, правда тускло-серые, точно кто‑то высосал из них цвет, как мозг из косточки. Лицо заостренное, подбородок будто наконечник стрелы. Когда он оценивающе изучает мою сестру, на щеке у него подрагивает мускул.

      – Очарован, – тягуче произносит барон, переводя взгляд с Лары на наши рисунки, до сих пор разбросанные по столу. – А что у нас здесь?

      Беря их в руки, де Контуа большим пальцем смазывает изображения, и мне ясно, что он это нарочно. Я норовлю протянуть руку, чтобы выхватить у него наброски, но отец не дает мне этого сделать.

      – Хм, – бормочет де Контуа, – пожалуй, стоит еще попрактиковаться. – Он щелкает пальцем по Лариному рисунку. – Вид у этого кролика довольно странный…

      Он небрежно отшвыривает рисунки, и меня захлестывает ледяная волна гнева.

      – Это утка, – возражаю я. – Вы что, слеп…

      – Барон, могу я вам чем‑нибудь помочь? – перебивает меня папа.

      Де Контуа раздраженно кривит губы. Я тоже.

      – Сожалею, Тибо, но я принес… – он колеблется, – …неприятные вести.

      У отца тотчас вытягивается лицо.

      – Ясно, – отвечает он. – Девочки, идите-ка поищите мать, я уверен, что ей нужна ваша помощь.

      Я неохотно следую за Ларой к лестнице, но, переступив порог, задерживаюсь. Из-за двери доносится голос де Контуа, липкий, как патока, и огорченные вопросы отца.

      – Боюсь, что так, – цедит де Контуа. – У меня нет другого выбора, кроме как повысить вам арендную плату до двадцати ливров. Прямо сейчас.

      – В месяц? Но, барон, это больше трети моего заработка…

      – Однако дела у вас идут совсем неплохо, правда? Вы наверняка сможете взять дополнительные заказы.

      Теперь я понимаю, почему этот человек явился сам, а не прислал служащего. Судя по голосу, барон явно забавляется. Он получает удовольствие, наблюдая, как его арендаторы пугаются и выкручиваются.

      Отец не отвечает; наступает долгое молчание, прежде чем де Контуа снова заговаривает.

      – Знаете, Люк, я лишь на прошлой неделе слыхал, будто тюрьмы вроде Бастилии переполнены теми, кто не в состоянии платить по счетам…

      – София! – шипит с верхней площадки лестницы моя сестра. – Подслушивать нехорошо!

      И не