Искать убийцу. Фаниль Галеев

ее, хотя финал все тот же – она оставила и его. Впрочем… – Он замялся, состроил кисловатую мину. – Извините, у меня не совсем гладкие отношения с этой женщиной, и я не хотел бы много говорить о ней. Она должна прибыть сюда с минуты на минуту, уж пусть лучше сама расскажет о своих отношениях с Ильей Ефимовичем.

      – Дело ваше, – не стал настаивать Шамсиев. – Только я хотел спросить у вас еще вот что. Вы не знаете, не навещала Хоменкова в последнее время Борина?

      – Вряд ли, – подумав немного, сказал Шейнин. – Натали более месяца находилась в гастрольной поездке и у нее просто не было такой возможности. А что, у вас есть какие-нибудь сведения?

      – Нет, просто на днях пришлось заглянуть к Борину. Мне показалось, что там была женщина…

      – Женщина? Какая женщина? – растерянно пробормотал Шейнин, как-то неловко, по-мальчишески пожимая плечами, но замешательство его длилось недолго. Посмотрев доверительно на Шамсиева, он сказал, понизив голос и просяще прижав к груди ладони: – Простите, Булат Галимович, я ничего не смыслю в вашей работе, не знаю, чем вызван ваш интерес к Илье Ефимовичу. Но клянусь, судьба этого человека мне не безразлична. Скажите, ради бога, что он наделал?

      В это время в коридоре послышался торопливый топот каблучков…

      В кабинет вошла ярко одетая, сияющей красоты женщина, в которой Шамсиев сразу угадал Хоменкову.

      Улыбнувшись следователю какой-то неестественной, дежурной улыбкой, она спокойно поздоровалась и, посмотрев по сторонам, мягко, с осторожностью опустилась на один из стоявших слева от входа стульев.

      Чистое, нежное лицо. Огромные, блестящие, как у кошки, оливкового цвета глаза. Пышные, словно наполненные янтарным светом, волосы. Особенно восхитительными были нос, губы и подбородок. Тонко очерченные, безукоризненной формы, они придавали лицу посетительницы какую-то детскую наивность и в то же время горделивое спокойствие.

      Сказать, сколько ей лет, было затруднительно. Искусно наложенная на лицо косметика скрадывала возраст.

      Но Шамсиев подумал про себя: наверное, чуть более тридцати.

      Она посмотрела улыбающимися глазами сначала на Шамсиева, потом перевела взгляд на Шейнина. При этом глаза ее перестали улыбаться.

      Шейнин молча встал и, понимающе кивнув Шамсиеву, даже не попрощавшись, вышел из кабинета.

      – Вы Хоменкова, если не ошибаюсь, – со сдержанной улыбкой спросил Шамсиев, когда шаги Шейнина угасли где-то в глубине коридора.

      – Да, Хоменкова Наталия Федоровна, – чуть весело, беспечно проговорила она, видимо, почувствовав облечение от отсутствия замдиректора. – Но вы можете называть меня просто Натали. Мне так нравится, и потом у нас, у артистов, так принято. – Она чуть приподнялась, придерживая под собой стул. – Можно, я сяду поближе к вам?

      – Конечно, конечно! Извините, не предложил сразу… – встал Шамсиев. Он придвинул стул, на котором только что сидел Шейнин. – Вот, пожалуйста. Устраивайтесь поудобнее.

      На этот раз он начал допрос, несколько отступив от своей