Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

с увеличением численности их подсобного хозяйства. – Не давит ничё?

      Укладывались ко сну поздно, когда в окна слепили яркие звёзды, заворожённые светом красного ночника.

      – Потянем! – наблюдая родство звёзд и светильника, улыбался старик. – Тащимся помаленьку!

      – Дай бы бог, Колымеев! – сквозь сон вздыхала старуха.

7

      Тёплым и солнечным выдался месяц-запев, жёлтым пауком опутал посёлок в липкую паутину, и старику Колымееву свято верилось, что против прежней нынешняя песня выйдет чище и звонче. А и с чего бы ей сплошать? Как на опаре, лезла на грядах разная зелень, такая густая и сочная, какой Палыч отродясь не видывал. С хрустом наминая молодые салаты и пошамкивая от удовольствия, не подозревал старик о секретных приворотах Августины Павловны, а иначе ложка в рот не полезла бы. Но он провожал жизнь в простаках, не обижаясь на непунктуальные действия старухиной ложки, устремлённой к единоличному распределению салата.

      – Ешь! Ешь, Колымеев! – подбадривала Августина Павловна, унося околыш смачной редисины. – У меня её ишо – не переесть. Поспевай резать да направлять…

      – Муху, Гутя, зачерпнула!

      – М-м?

      – Проехали…

      Небывалый рост зелени старик первое время суеверно приписывал самому ходу жизни. Но в глубине двора, за нескошенной крапивой, куда старуха рано утром сносила ночное ведро, он обнаружил зловонные баки, сокрытые от посторонних очей дырявыми тазами. Чёрная магия была разоблачена, но от причастности к тайне не легчало.

      – Куда, Колымеев, огурцы девать будем нонче? – загодя переживала старуха, придя из огорода и устраиваясь в кресле для сакральных размышлений. – Посмотрела щас, дак зародышей кишмя! У меня столь банок в кладовке нет…

      – Ты сглазий ещё!

      После истории с баками присмотр за огородом старик взял под крыло.

      Тем более требовался глаз да глаз, что Августина Павловна держала в чёрном теле «сына полка», уже принаряженного в жёлтые венчики цвета. Пройдётся лейкой по «настоящим полковникам», а прикормыша обнесёт. Что отщепенцем жил едва-едва оклемавшийся всход, остро переживал старик, понимая праздник лета общинным.

      – Счас поахаем, а зимой палец сосать будем! Давай заполошничай по посёлку! Сане своей скажи, она найдёт – куда-а…

      – Нет, я вообще говорю, Володя.

      – Ну дак вот же, – пользуясь расположением старухи к миру и добру, поучал Палыч, и Августине Павловне касательно перемен в Колымееве приходилось разевать рот. – Заморозок, Гутя, пропасть какая-нибудь…

      – Скажите пожалуйста! – удивлялась старуха. – Твой-то, главно дело, голодранец… Ну, молчу!

      Однако долго молчать старуха не умела, тем более что ругаться и воевать в скором времени представился случай.

      Как-то старуха нацелилась в аптеку, что в другом конце посёлка. У ворот, однако, вышла заминка, тем больше огорчившая Августину Павловну, что походы в муниципальную аптеку не приносили покоя. Выписанные по справке лекарства разбирались теми старухами, которые жили ближе к аптеке и уже с утра