Последний конвой. Часть 3. Виктор Романович Саморский

увидел мертвого Иваныча, совсем соображать перестал, достал пистолет и выстрелил. А Стивен…

      Мишка на секунду смолк, проглатывая комок.

      – А Стивен… меня остановить хотел… а я… уже нажал…

      У него опять потекли слезы.

      – Лидия Андреевна, миленькая, спасите Стивена!

      Иваныч заразился…

      Как так? Ведь было же все нормально.

      Или нет?

      Тут я на полушаге споткнулась и села на песок. Мишка бегает вокруг, хнычет, а у меня в памяти мокрые штаны Иваныча всплыли, когда он на приборную панель МАЗа полез из болотной жижи.

      Он же ведь в ботинках был, сапоги только потом натянул. Уже тогда у него щиколотки были мокрыми. Да и что сапоги, если воды в кабине по пояс. А за МАЗом шел целый косяк злобных тварей, длиннющим шлейфом тянулся.

      Вот же я дура!

      Нужно было сразу же Иваныча раздеть и осмотреть. Может быть, еще можно было помочь…

      Да и вся эта авантюра с соляркой. Подохли от нее червяки или нет? Мы же не видели! Торопились смотаться из озера поскорее. Поверили старику на слово. А сработало его вонючее средство? Этого уже не узнать.

      Вот и получается, что это я во всем виновата.

      Поверила Петру Ивановичу на слово. На ровный спокойный голос купилась, на адскую вонь от солярки.

      Последнее, кстати, и было самым убедительным. Разве можно выжить в жидкости, которая так сильно воняет?

      Чувствую – сейчас разрыдаюсь, а нельзя. Кое-как взяла себя в руки, бегу дальше. Забегаем за грузовик, вижу два тела на песке. Над одним, склонившись, сидит Гейман.

      – Как он? – спрашиваю.

      У меня почему-то совсем выключились эмоции, на политрука даже элементарной злости нет.

      – Жив пока, – отвечает, – пульс ровный, но очень слабый. Я перевязал, как смог. Боюсь, сердце задето. Не жилец.

      Это мы еще посмотрим!

      – Пуля внутри? – спрашиваю.

      – Нет, навылет.

      Это лучше, – отмечаю про себя.

      А чем оно лучше? Если сердце задето, ни хрена я в полевых условиях не сделаю. Пару минут агонии, и все.

      Черта с два он у меня просто так умрет!

      Не в первый и не в последний раз приходится оспаривать решение костлявой.

      – Лев Исаакович, – говорю, – отправьте кого-нибудь к «скорой» за носилками, и пару человек покрепче нужно.

      – Сейчас сделаю.

      А сама быстро размотала грязные тряпки, которыми Гейман кое-как перевязал Стива. Разрезала китель. Да к черту его! Если выживет, новый выдадут. Положено!

      Осмотрела. Пневмоторакс. Рана нехорошая, аккурат напротив сердца. Стивен должен был умереть мгновенно. Но он все еще жив. Что немного странно.

      Пощупала пульс – ровный. Я бы даже сказала, что слишком ровный для человека с простреленным насквозь сердцем. Кровь на губах. Но это понятно, легкое пробито. Дырочка маленькая, аккуратная. «Беретта» – очень деликатное оружие, но не менее смертоносное.

      Сама не знаю, зачем полезла за стетоскопом, наверное, интуиция. Прослушала и ничего не поняла от волнения. Стук сердца действительно ровный, отчетливый