Солнце в полночь. Александра Казакова

о словосочетания. Первый раз в первый класс. "Первоклашка, первоклассник, у тебя сегодня праздник"… В детский сад я не ходила, меня всё пытались усиленно развивать. Тогда были ещё по сути лихие девяностые, никаких кружков, мама не пошла на работу и всё время совала мне под нос какие-то непонятные карточки, которые надо было запоминать. Животные, столицы стран… А картины, спектакли явно не по возрасту? Почему-то у меня дома считалось, что песни не по возрасту – это ай-яй-яй для детских мозгов, а вот утомительные оперы и балеты – самое то. Я засыпала на этих представлениях, а мечтала слушать группу "Мираж". "Море грёз", "Где я", "Я больше не прошу"… Нежные песни, уносящие далеко от неприятностей, расслабляющие и одновременно ободряющие.

      Первое сентября. Мне как самой маленькой доверили звонить в колокольчик. Тогда я была такая счастливая! Солнце светило, линейка была немного затянутой, но было интересно смотреть, как другие тонкими голосами читают стихи и поют. Пока всевозможные администраторы говорили и говорили, очевидно, для взрослых, я смотрела в небо. Вот нас повели в школу на урок мира. Коридор, крашеные стены, много цветов в горшках. Как сидеть, как отвечать – всё это рассказывали в первый день.

      На следующий день меня разбудила мама:

      – Вставай, в школу пора!

      – Я же вчера ходила.

      – Глупая, тебе же одиннадцать классов учиться! – засмеялась мама.

      Я и решила, что во второй день надо идти во второй класс. Мама довела до раздевалки, я разделась и пошла искать свой второй класс.

      – Второй класс, зайдите в класс! – послышалось в коридоре.

      Я присоединилась к стайке и зашла. Что это за непонятные значки, на которые показывают указкой? И говорят совсем невнятно, ни слова не поймёшь. Я что, тоже такая буду? Может, школа – это плохо? Как же скучно! Пойду, посмотрю эти непонятные картинки.

      – Кто это здесь? – спросила учительница.

      – Первоклашка с линейки, – ответил кто-то из класса.

      Англичанка отвела меня в мой класс. Тут я сделала второе неприятное открытие: оказывается, в школу надо ходить каждый день целых одиннадцать лет.

      Начались школьные будни. Все знания, которые пытались впихнуть в мою голову до школы, благополучно оттуда вылетели. До школы я так и не научилась читать, несмотря на гневные крики, угол и шлепки. Да и в школе я совершенно не понимала программу. Что-то говорят, говорят. Палочки понимаю, хоть и криво, а вот буквы… Буква – это картинка. Я с двух лет так училась читать, и безрезультатно. Только помню, как болела голова и хотелось играть, а мама всё заставляла. Помню, как однажды даже оттарабанила наизусть отрывок из "Евгения Онегина" и все восхищались. Но о чём там было? Вундеркиндом я не стала. А ведь так хотелось порадовать маму, но я не понимаю, не получается. Что делать на уроке? Если непонятно, то и неинтересно. Внимание быстро отключается. Я достала игрушки и начала играть. Тут на меня закричала учительница: "Убери быстро! Здесь не детский сад"! Я испугалась. Но писать крючочки в тетради так и не начала. Пошёл дождь. Какая природа красивая! Может, пойти погулять?

      – Лариса, стой! Куда пошла? Ещё не хватало сесть в тюрьму из-за тебя!

      – Да она дурочка!

      Дурочка – это плохо, дома говорили, что такие никому не нужны. Потому и мучили занятиями, чтобы такой не стала. Пойду отсюда, раз здесь мне не место. Но учительница резко потащила меня за руку и посадила на место. Я стала реветь; стоит учесть, что тихо плакать научилась позже, поэтому рабочая атмосфера была однозначно разрушена. На следующем уроке выглянуло солнце. Что, надо достать другой учебник, а этот убрать? Я неловкими пальцами стала расстёгивать портфель и порезала палец молнией. Да ну этот урок. Сидела, смотрела, как из пальца течёт кровь. Чуть-чуть больно, алые капли падают на белоснежную тетрадь с аккуратными, словно из образца, палочками и крючочками. Вдруг получила очень болезненный удар:

      – Лариса, зараза, всё мне заляпала! Сама тупая, так и мне мешаешь!

      – Я из-за неё ошибся в примере! Теперь не будет звёздочки.

      Я больше не хотела ходить в школу. Там меня стали бить, а была маленькая и слабая. Обзывали дурой, идиоткой. Я боялась идти в класс и много плакала, слёзы ещё сильнее раззадоривали. Учительница ругала за то, что ничего не делаю. Я словно сидела в дневной тюрьме, как лечатся в дневном стационаре. И не прогуляешь: мама встречает и провожает. Никто не хочет меня обнимать, играть на уроках нельзя. Я уже не надеялась что-то понять. В один из противных понедельников в класс зашла молодая женщина, назвавшаяся школьным психологом, забрала меня в свой кабинет. Помню, что там было уютно, да и одним уроком меньше. Здесь хотя бы не ругали, когда неправильно отвечаешь.

      Ох, сколько дома было крика! Мама страшно возмущалась, что меня отправляют в какую-то спецшколу, что педагоги сейчас ничего не понимают, что позор учиться в школе восьмого вида; папа обвинял маму, что мало со мной занималась. Потом меня сильно избили ремнём и потребовали с завтрашнего дня хорошо учиться. На следующий день я сидела очень тихо и пыталась вникнуть. Было очень и очень скучно. Время по часам определять не умела, от этого было ещё более тягостно. Смотрела