Стать Роуэн. Nina Brock

что-то тяжёлое, почти физическое – будто кто-то невидимый подталкивал её вперёд.

      – Я… – голос дрогнул.

      Слово вышло коротким, шероховатым, как заноза под кожей. Она услышала себя со стороны – хрипловатый тон, ниже обычного. Где-то внутри вспыхнуло: "Зачем ты вообще встала?"

      Но она не села. Осталась стоять.

      – С точки зрения закона справедливость есть. Женщина осознанно нарушила условия. Формально – смягчающих нет.

      Голос звучал ровно, но в груди всё равно что-то ныло. Роуэн смотрела поверх голов, туда, где можно было не видеть чужих лиц. И снова короткая мысль: "Сейчас бы замолчать. Сесть."

      Но вместо этого слова сами стали выстраиваться: – Если говорить о сути закона… о его цели, функции, – она сделала паузу, – тогда это не совсем про справедливость.

      В зале стало тише.

      – Мы говорим, что закон – инструмент. Но любой инструмент можно использовать по-разному: гвозди забивать или пальцы ломать.

      Она чуть запнулась, будто проверяя себя на прочность. Но голос не остановился. Наоборот – стал крепче, увереннее. То, что раньше было разрозненным фоном в голове, вдруг сложилось в цельную форму. Чёткую. Без эмоций. Без желания угодить или понравиться. Только логика. Только право.

      – Закон здесь применён правильно, – её пальцы вцепились в край парты. – Но применён к человеку, у которого выбора не было. Если такие обстоятельства не считаются смягчающими – значит, система больше не отражает реальность. Она от неё отрывается.

      Чемберс молчал, слегка наклонив голову. Внимание – без давления, без спешки.

      Роуэн глубоко вдохнула. Ещё один шаг вперёд: – Пример: дело "Regina v. Dudley and Stephens". Двое моряков убили третьего, чтобы выжить. Суд признал: голод – не оправдание убийству. Они выбрали жертву сознательно. Не случайно, не в отчаянии. Они выбрали того, кто был слабее.

      Голос звучал чётко. Но за словами чувствовалась дрожь. Личное.

      – Когда я впервые читала это дело… – она опустила взгляд, потом снова подняла, – я пыталась найти оправдание их поступку. И только потом поняла: закон – это не цель. Это метод. И у метода должна быть цель.

      На мгновение замолчала. Пальцы всё ещё впивались в дерево стола. Где-то сзади кто-то тихо кашлянул, но в остальном – будто весь зал затаил дыхание.

      Роуэн заговорила снова, спокойнее: – И суд осудил не отчаяние. Он ссудил осознанный выбор. Осудил то, что одна жизнь была признана менее ценной ради спасения других.

      Она выпрямила плечи. Почти незаметно. Только в кончиках пальцев натянулась тонкая ниточка напряжения.

      – Но мать-одиночка не выбирала, чью жизнь спасти ценой другой. Она никого не осуждала, не взвешивала. Она просто боролась за своих детей. Её преступление – это не расчёт. Это тупик. Безысходность.

      Роуэн сделала короткую паузу, позволив словам улечься в воздухе.

      – И закон в этом случае сработал. Последовательно. Но последовательность без понимания – это не справедливость. Это… автоматическая реакция.

      Она подняла глаза на Чемберса. Прямо.