Четыре жизни Лизы Джексон. Дана Найт

со мной. Приходи тоже. Думаю, она что-нибудь тебе подскажет.

      В глазах Эми зажёгся огонёк надежды.

      – Эй, а я? – возмутился Эштон, оторвавшись от изучения своей схемы. Я показала ему язык.

      – Это девичник, ясно? Никаких парней.

      Салли и Эми проболтали тогда всю ночь.

      Признаться, меня на секунду даже кольнуло чувство ревности. Но утром, когда Эми в школьном коридоре повернула ко мне сияющее лицо и выдохнула:

      – Спасибо, Банни!

      Внезапно меня охватило странное чувство лёгкости и одновременно полноты. Эми и Салли казались созданными друг для друга, словно мать и дочь. Но какая-то непонятная злая судьба разлучила их. Тот же злой рок, по воле которого я почти одиннадцать лет своей жизни прожила без Рассела.

      Поэтому я улыбнулась в ответ:

      – Да всё пучком, Эми. Приходи когда хочешь.

***

      Эштон с каждым годом всё сильнее увлекался биологией.

      В классе биологии, каждый раз, когда дело доходило до препарирования, я чувствовала себя неловко. Эштон же, с которым мы неизменно оказывались в паре, резво брался за дело.

      – Ты опять будешь командовать, да? – шутливо спросила я, когда Эштон на очередном уроке, взял в руки скальпель.

      – Ну, кто-то должен делать всю работу, – ответил Эштон с улыбкой, сосредоточенно рассматривая лягушку под стеклом.

      В классе, несмотря на замечания миссис Перкинс, нашей учительницы, стоял возбуждённый гул. Эми, сидевшая неподалеку, тоже присоединилась к разговору:

      – Банни, ты должна признать, что Эштон действительно талантлив в этом деле. Посмотри, как аккуратно он делает разрезы!

      В её голосе слышалась гордость за брата.

      – Да, да, гений биологии, – подтвердила я, закатывая глаза, – с такой радостью препарирует лягушку, как будто он – Сын Сэма

      Эштон, не донеся скальпель до лягушачьего брюшка, устремил на меня тяжёлый взгляд. До меня дошло, что попытка пошутить провалилась. Подняв руки в защитном жесте, я поспешила исправить ситуацию:

      – Нет, режь на здоровье. Не мешаю.

      Эштон вновь склонился над распластанным телом лягушки и тихо пробормотал:

      – Я просто хочу свалить из Портленда так скоро и так далеко, как только возможно. А для этого нужно иметь что-то за плечами, понимаешь?

      Его слова натолкнули меня на некоторые размышления.

      До этого момента я никогда не задумывалась о том, зачем Эштону нужна биология. Для меня всегда было очевидно, что я хочу связать свою жизнь с механикой. Я любила разбираться в устройстве механизмов, ремонтировать машины и видеть, как они оживают под моими руками. Это было моим призванием, моей страстью. И мне было неважно, каким путём я добьюсь своей мечты.

      У Эштона всё было иначе. Он выбрал профессию не ради удовольствия, а ради перспективы. Биология открывала перед ним путь прочь из родного города. Путь к возможности начать новую жизнь вдали от бедности и ограничений. Именно поэтому он проводил столько времени за учебниками, именно поэтому с таким рвением изучал каждый организм под микроскопом.

      Я