Старый Молот. Арсений Станиславович Булгаков

выполнено.

      – Ну что, сделал своё дело? По домам?

      – Да, спасибо, что подвез.

      – Да ну!

      Кассий вскочил в машину и стремглав завёл мотор. Брут сел рядом, и они снова пустились по ледяной дороге. На обратном пути Брут не думал ни о чем, не представлялся мотыльком и не видел город, скованный льдом. Перед ним будто не было ничего больше; он просто смотрел в пустоту, всё пропало из его поля зрения, а страх и отчаяние совсем сковали его. Кассий был хорошим парнем и с грустной улыбкой смотрел на мучение своего товарища. Он через это проходил, и это прошло, и у него пройдет.

      – Слушай, Кассий!

      – Да, Брут?

      – Окажи мне честь, подари зажигалку.

      – Конечно, убийца.

      Кассий достал её из кармана куртки и передал своему товарищу.

      – И можешь меня здесь высадить?

      – Здесь? Но мы же в центре, у набережной, тебе далеко до дома.

      – Да я не домой, высади здесь, пожалуйста.

      – Ты уверен? Не переживай так, всякое случается, и…

      – Не беспокойся, я в порядке, просто хочу пройтись.

      – Эх… ладно, как знаешь.

      Кассий остановил машину, попрощался с Брутто и немного отъехал, держа своего товарища в поле зрения еще некоторое время. Убедившись, что тот вроде как не собирается выкинуть какую-нибудь несуразную глупость и играть в юного Вертера, он дал по газам и помчался в свое уютное гнездо, улыбаясь и посмеиваясь, вспоминая, как и сам когда-то стоял на перепутье.

      Брут вышел из машины и так тяжело вздохнул, что припорошил снег под ногами. «Всё на этом», – подумал он. Теперь он наконец один, один во всем этом чертовом городе. Он стоял на набережной и всматривался в тьму, в замершую намертво реку и ледяную крепость за горизонтом. Брут медленно спустился к набережной, вступил на лёд и дошёл до середины, шаг за шагом, на своей маленькой личной голгофе. Присев прямо на клубы снега, он достал ту самую сигарету и закурил.

      Не шевелясь, он мерно добивал последнюю, а вьюга и снег быстро сделали его частью городской декорации, обледенев его, словно кусок мрамора. Он продолжал смотреть вдаль и ни о чем не думать. Его пугала внутренняя безмятежность. Он не хотел кричать, не хотел стонать, не ругаться, не плакать – он просто сидел, и хоть взгляд его и был устремлён в одну точку, он ничего не видел, совсем не контролируя бессознательные потоки в собственной голове. Только изредка задаваясь вопросом: «Что происходит?». Ему все казалось, что шел по проторенной дорожке, шел по калие, как и нужно, и в какой-то момент все сорвалось, рухнуло в дребезги и он сошел с рельс.

      Бог весть, сколько он сидел на этом месте: зимой дни и ночи сливались в одно, и непонятно, что это – минуты, секунды, часы или сутки. Всё казалось, как во сне. Наконец ему показалось, что он встал. Он уже был словно гора, заледеневший и весь в снегу. Поднявшись, он встрепенулся, словно ретивый конь, и побежал. Побежал