Оборотень. Михаил Исаакович Ханин

баба Лукерья.

      –Ты чего здесь сидишь?– строго спросила она,– ты же должна лежать в больнице.

      –Доктор выписала,– ответила Любка,– домой отправила. Вот сижу здесь, голосую, а машины не останавливаются.

      –Давай. Залезай в кабину,– приказала баба Лукерья.

      –Может. Кто другой возьмет?– засомневался, сидевший за рулем Иван Савельевич,– а то ведь не ровен час.

      –И ты туда же, Иван!– укорила его женщина,– дураки всякие распространяют слухи, а ты, как баба, уши развесил. Смотри вперед, да объезжай ухабины. Вон как от тебя разит, прямо закусить хочется.

      –Так это со вчерашнего,– возразил водитель,– лечился я. Совсем простуда замучила.

      –Да она у тебя с тех пор, как мы с тобой познакомились, не проходила,– усмехнулась баба Лукерья,– как тебя только жена терпит. Вон руки дрожат. Смотри руль не вырони, а то потом опять сказки про оборотня начнутся.

      Иван Савельевич обиженно хмыкнул, но возражать не стал. Когда машина подъехала к Клавиному дому, Лукерья высунулась из кабины и крикнула:

      –Клавка! Принимай гостей! Дочь приехала.

      Клава подошла к окну, чуть приподняла занавеску и снова отошла к печке. Поняв, что Клава не выйдет на крыльцо, Лукерья открыла дверь кабины и смущенно сказала:

      –Иди, девонька. Мать, поди, шибко занята. Ты уж сама как-нибудь.

      –Спасибо, баба Лукерья,– поблагодарила Любка,– не любит меня мама, она Вовку любит.

      –Бог с тобой,– зашептала Лукерья,– как это может быть, чтобы мать дочку не любила? Дочь в доме первая помощница.

      –Помощница-то я первая,– грустно подтвердила девочка,– а любит она Вовку.

      –Бог вам судья,– горестно развела руками баба Лукерья и направилась к своей покосившейся избе.

      –Спасибо и вам, Иван Савельевич,– хмуро произнесла Любка и взошла на крыльцо.

      –Спасибо в стакане не булькает,– буркнул водитель и включил двигатель.

      Любка с опаской переступила порог родного дома, медленно прошла темные сени, зачерпнула ковшом воду, сделала несколько глотков и, услышав какой-то звук, оглянулась. К ней в темноте крался Вовка, чтобы поддать ей по руке, в надежде, что она вся обольется водой.

      –А-а фрицевка к нам пожаловала,– с разочарованием, вызванным тем, что у него сорвалась такая шалость, произнес он,– а мы тебя заждались. Все гадают, кого ты следующего загонишь под машину или под поезд.

      –Смотри, как бы ты ни оказался следующим,– тихим шепотом, чтобы не слышала мать, произнесла она,– а то ты мне слишком надоел, братец.

      Вовка хотел ей подзатыльник, но наткнувшись на ее ненавидящий взгляд, повернулся к ней спиной и, громко стуча загипсованной ногой, пошел на кухню. Любка медленно пошла следом и остановилась у входа, прислонившись к стене.

      –Есть будешь?– не оборачиваясь, спросила Клава, громыхая чугунком с картошкой в мундире.

      –Хочу,– проглотив слюну, ответила Любка.

      –Не успела домой прийти, уже жрать она хочет,– сварливо произнесла Клава,– мой руки и садись. Мне с тобой поговорить надо.

      –Разве