Игра против правил. Александр Рыжов

вдребезги, осталось только бутылочное горлышко с острыми краями-зубцами. И эти зубцы целили Касаткину в солнечное сплетение.

      Глава 2

      Удаление

      Пристрастие Анисимова к выпивке было, что называется, секретом Полишинеля. Ходил слушок, что прикладываться он начал еще в школе. Сейчас ему было двадцать девять, а смотрелся он на все сорок. Чтобы оправдаться, говорил: чрезмерные физические нагрузки преждевременно изнашивают и старят человека. Доля истины в этом была, но партнеры по «Авроре» доподлинно знали: Анисимова старит не спорт, а кое-что иное.

      Вопреки запретам, он проносил на тренировки и даже на матчи пузырь-другой пивка, а то и водочку. Припрятывал у себя в сумке и, выгадав момент, пригублял. Удивительно, но это почти не сказывалось на хоккейных кондициях. Он был, по его собственному утверждению, двужильным. Пьяный ли, трезвый, одинаково остервенело бросался за шайбой и раздавал соперникам увесистые оплеухи.

      Но сейчас он будто свихнулся. Наступал на Касаткина с бутылочной «розочкой» в руке и с явным намерением если не убить, то изувечить.

      Он наступал, а Алексей пятился. Было уже не до показной храбрости – от психопатов лучше держаться подальше. В подвздошье, там, куда метила разбитая бутылка, саднило и жгло, точно зазубренное стекло уже вонзилось в плоть, пропороло ее и оттуда, из сплетения мышц и капилляров течет горячая кровь.

      – Эй! Это что за танцы с бубном?

      Фомичев! Откуда он взялся?

      Анисимов сбился с шага, и Касаткин воспользовался этим, чтобы отдалиться на относительно безопасное расстояние. Но бежать не стал. При Фомичеве это было бы совсем плохо.

      – Чего ему надо? – спросил Денис и деловито, без суеты подобрал с земли обломок кирпича.

      – Пес его знает… Отомстить хочет за то, что мы ему навешали.

      – Порежу обоих, – выдавил Анисимов.

      – Совсем больной… – Фомичев не отступил, подбросил в руке кирпич. – Дернешься – засвечу прямо в лобешник.

      Касаткин встал сбоку. Прикинул: как только Анисимов занесет руку для удара, двинуть его в печень. Смачно так, чтобы согнулся в три погибели. А после можно и по шее добавить для верности.

      Рукоприкладства не потребовалось. Скрежетнула петлями дверь спорткомплекса, и на изготовившуюся троицу обрушилась колоритная брань Николая Петровича:

      – Устрицы иглокожие, селедки пересоленные, чтоб вам кишки вытошнить! Устроили, понимаешь, цирк… А ну разойтись!

      Анисимов остановился, швырнул «розочку» под ноги. В его гляделках, уже не сощуренных, а вызывающе распахнутых, читалось: ладно… еще поквитаемся.

      Фомичев положил кирпич на поребрик, стряхнул с ладоней пыль.

      – Спасибо! – вполголоса, но со всей искренностью поблагодарил его Касаткин.

      – Не за что.

      Клочков подошел к ним, посмотрел в загривок уходившему Анисимову. Задумчиво поцокал языком, промолвил:

      – Да… Это уже никуда не годится…

* * *

      На следующий день перед тренировкой