Выстрел в ночи. Пуля, петля, разорванная реальность…. Михаил Собянин

фанатик.

      Пауза.

      Евгения посмотрела на Никоса пристально, изучающе.

      – Ты боишься его?

      Он медленно поднял глаза.

      – Я боюсь того, что он знает.

      Музыка в баре по-прежнему не играет, всем становится страшно.

      Она вращалась по кругу, фиксируя смену лиц за столом: Никос, Александр, Евгения.

      Диалог ускорялся, словно набирающий темп саксофон в «Feeling That Way» Джо Хендерсона – сначала размеренно, затем всё быстрее, пока звук не превращается в ритмичный хаос.

      Никос:

      – Каждый раз он снимает шлем.

      Александр:

      – Ну и?

      Никос:

      – И каждый раз его лицо… его нет.

      Евгения:

      – В каком смысле?

      Никос:

      – Оно белое. Как пятно. Как если бы ты смотрел в пустоту.

      Александр:

      – Ты хочешь сказать, что он… без лица?

      Никос:

      – Я хочу сказать, что его невозможно запомнить. Ты видишь, но через секунду – ничего. Ни глаз, ни носа, ни рта. Только белизна.

      Евгения:

      – И ты вызвал жандармов?

      Никос:

      – Да.

      Александр:

      – Из-за человека, которого ты даже не можешь описать?

      Никос:

      – Из-за предчувствия.

      Евгения:

      – Плохого?

      Никос опустил глаза в чашку кофе.

      – Как в песне «I Got a Bad Feeling» Нины Симон. Оно накатывает, медленно, как волна, и ты не можешь никуда деться.

      Александр:

      – А жандармы?

      Никос:

      – Высмеяли меня.

      Евгения:

      – Что сказали?

      Никос:

      – «Старик, не фантазируй. Наш район – самый безопасный в стране.»

      Александр:

      – Звучит убедительно.

      Никос:

      – Я тоже так думал.

      Пауза. Камера замедляется.

      Никос:

      – До вчерашнего вечера.

      Пауза. Звук внутри сцены словно заглушается.

      Никос смотрит прямо перед собой, но будто бы сквозь Александра и Евгению.

      Александр делает глоток кофе. Евгения сжимает вилку.

      Где-то вдалеке снова кричит чайка.

      И бар остаётся погружённым в тишину, которую никто не хочет нарушать.

      Камера зафиксирована на Никосе.

      Он всё ещё смотрит сквозь них, но уже не мигает, словно застыл в моменте, где что-то сломалось.

      Пальцы сжимаются на краю стола, а дыхание становится рваным. Он медленно поднимается, и его голос звучит как молитва, дрожащая, сломанная, но ритмичная, как будто он повторяет её каждую ночь.

      – Ветер дует с моря и приносит соль, но есть вещи, которые приходят без предупреждения. Их нельзя остановить, нельзя изменить. Можно только увидеть. Можно только принять.

      Камера остаётся на нём.

      Александр сглатывает, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.

      Евгению начинает трясти.

      Это ощущение – будто что-то незримое