Старый молот. Арсений Станиславович Булгаков

на местечковый колорит, процессия получилась торжественной. Брутто, как городскому жителю, такое видеть вообще доводилось впервые. Чтобы гроб с человеком несли через ворота города – это, конечно, нечто невообразимое. Эта казавшаяся нерушимой селевая толпа, из огромного змея, быстро расступилась, повинуясь старым традициям, но как только поп прошёл сквозь неё, она также быстро выправилась и полилась дальше к рынку, беря привычный темп. Вся, кроме одного: один старик, сутулый и сгорбленный, в каких-то странных лохмотьях, сделанных будто из мха и кусков земли, соединённых ветками, с дряхлой ветошью, как с посохом, встал по середине арке, махая и крича.

      – Стойте, ироды! Что ж вы творите? Ему там быти нельзя!

      По-библейски произнёс он, однако старческий скрипучий и излишне высоковатый голос портил впечатление. Брутто, Ленни и Олег неотрывно смотрели на развязавшуюся перед ними мизансцену.

      – О, Господи! Сколько ж можно! Ты мне каждый раз похороны срывать будешь, мудак ты этакий!

      По-простецки басом и в сердцах ответил ему разочарованный поп.

      – Окриши очи, клирик! Не зришь ли бесов при сей вратах? Куда ж ты его? Куда ж ты его гребёшь? Невозможно ему тут быти, ибо был человек достоин!

      – Я же тебе даже показывал постановление ещё советское, что ворота эти – культурное наследие, к дьяволу отношения не имеют! Пшел прочь, вошь, обратно в свои болота промозглые!

      Разочарованно произнёс он.

      – Яко веление? Ты глядишь на явное, но ничто не зришь! Ты слеп! Фарисей!

      – Это кто Фарисей? Я фарисей? Ах ты, сука! Достал, ей-богу! А ну, пшел прочь, бомжара!

      И поп махнул кадилом на него так, что горячее масло из лампады обожгло старику глаза.

      – Ослеп! Ослеп!

      Истошно закричал старик.

      Пока он валялся в песке и корчился от боли, процессия прошла дальше, а поп, заулыбавшись ещё пуще прежнего, стал махать кадилом так, что люди стали раступаться перед ним, и не зря.

      – И часто тут такое?

      Усмехаясь, спросил Брутто.

      – Да это местный сумасшедший, живёт в лесу. Вообще он редко за кого-то вписывается, а сегодня что-то особенно бойкий, видимо, с возрастом крыша совсем течёт.

      – Или нашёл полянку грибов. Тут такое часто бывает. Вот давеча два мужика, белых как смерть, бегали голые по всей деревне, думали, признаки. А потом, когда окочурились, стали выяснять, что да, как и нашли у них в бытовке мухоморную фабрику. В общем, объелись белены, и всё – кранты.

      – Произнес подошедший, наконец, Корнелиус, параллельно здороваясь со всеми.

      – Жесть, у вас тут движуха, конечно, такая! Может, ему помочь?

      – Ничего с ним не будет, вот он уже обратно в лес ковыляет, провалил свою миссию, инок!

      Гробовая процессия наконец вошла в арку и раздвинула людские реки, однако не встревожила их сильно. Они всё так же шли единым неорганизованным строем, а заклинания попа смешивались с шумом толпы, и потихоньку сама процессия растворилась среди утренних зевак.