Наперсный крест. Николай Еленевский

Михаила, посвятив ночное бдение служению Господу нашему, испрашивая у него благословения для тех, кому завтра идти через Дунай. Уже под утро услышал сквозь палаточную парусину солдатский говор:

      – Батюшка-то весь в молитве.

      – Думаешь, это нам поможет?

      – Обязательно. В святой молитве великая сила.

      – Конечно, молиться – это не грудь под пули подставлять.

      – Каждому свой крест.

      «Значит, так тому и быть, – решил я для себя, – буду вместе с вами».

      Еще солнце не взошло, как полк выстроился вдоль реки. Вокруг клубился туман, наползал на берега, тек по приречной долине, словно всю ее обдали кипятком и она молча парилась в этих туманных разрывах, наполненных невиданными фигурами. Я прошел вдоль строя с теми словами, которые берег еще с минской площади.

      Кременецкий отдал команду на переправу, и роты устремились к реке.

      Заметив, что подпоручик Каненберг и прапорщики Навуменко и Федорович со знаменем поспешили к огромной рыбацкой лодке, в которую загружались солдаты штабс-капитана Мирановича, я также заторопился вместе с ними. Однако Миранович протестующе поднял руку:

      – Ваше преподобие, отец Сергий, с нами никак-с нельзя! Увольте меня от обязанности опекать вас, там, понимаете ли, стрелять будут… Посему ваше место…

      – Алексей Дмитрич, это кто же определил, где мое место? Не вы ли?

      – Никак нет, командир полка еще ранее заметил, что вам надлежит идти вместе с тылом.

      – Алексей Дмитрич…

      – Сейчас я для всех, в том числе и для вас, штабс-капитан, командир роты.

      – Господин штабс-капитан, свое место я определяю сам и не по своей воле, – обиделся, наблюдая, что места в лодке мне вот-вот не останется, – а посему мне надлежит быть рядом со знаменосцами.

      Подобрав рясу, я перевалился через борт. Солдаты приветствовали мое появление радостными возгласами одобрения и помогли мне удобнее усесться, чтобы не мешать болгарам-гребцам. Миранович, глядя на меня, огорченно развел руками, затем вынул из кобуры револьвер и взмахнул им:

      – Навались!

      Болгары-рыбаки дружно взялись за весла.

      Наша лодка вошла в парную сырость тумана и исчезла в нем, только где-то рядом было еле слышно, как скрипели уключины других. Я перекрестил их наперсным крестом. Потом из этих лодок соорудят наплавной мост, и по нему пойдут конница, артиллерия и все то, без чего война – не война. Даже кашевары. Но это будет потом…

      Х

      На том берегу нас уже поджидали лазутчики, перебравшиеся через реку еще с вечера и сидевшие в прибрежных кустах, они были обязаны не подпустить сюда турецких стрелков, если бы те вознамерились на эту ночь устроить засады.

      Изъеденные комарами, продрогшие к утру, они радостно вскидывали руки перед офицерами и докладывали:

      – Проспал турок, проспал, ваше благородие!

      Несказанно обрадованный Миранович приказал офицерам развернуть солдат в линию и незамедлительно идти