Сказки Сфинкса. Юлия Деулина

как-то ушла в лес одна,

      её кости нашли, как стаял снег.

      Мать её видела потом во снах,

      что за ней по следам шёл человек.

      Ещё одна влюбилась в кузнеца —

      он отрубил ей хвост, заковал в медь

      и велел не сходить одной с крыльца,

      а в сторону леса и не глядеть.

      Сколько бывало таких неробких,

      кого приманил огонь очага,

      кто променял и клыки и когти

      на тепло человечьих рук в руках…

      Их не счесть, но

      Послушай про девочку другую,

      что ушла от людей поближе к нам.

      Она плохо поёт и колдует,

      совсем не умеет гадать по снам.

      Она охотиться не умеет,

      никогда не ест мясо сырое.

      Но она, кажется, людей умнее

      и не смогла с ними жить в неволе.

      Она как человек ладит с огнём,

      но волк ей всё же милее родни.

      Она выживает здесь день за днём,

      чтобы позлить человеческий мир.

      Такие встречаются реже.

      Ты засыпаешь, укрывшись хвостом,

      другая же спит под одеялом.

      Чёрные чащи тебе – милый дом,

      ей до того избушки хватало.

      Тебя манят ночью окон огни,

      она считает, что стены – клеть.

      Кажется, вас никак не сравнить,

      только ведь…

      только ведь…

      Вы уйдёте в город или в леса,

      видя безысходность в наших глазах.

      Змейка

      Кольца шуршат расписные будто во снах, только сны ли? Вьётся кольцо за колечком. В сумерках вышла на речку, кликнула эхом раскатным тварей ползучих закатных, топнула ножкой в сапожке – змейка уселась на ножке, глазки у змейки – рубины, шепчет наречьем старинным:

      – Ах ты, старшая сестрица, что тебе ночью не спится? Ты для чего созывала братьев и сёструшек малых?

      – Милая, ночью не спится, коль я не сжила убийцу. Крепко заснул он, не зная, что умирает родная. Я ведь ему говорила, что я нечистая сила, но, если шкурку я сброшу, стану девицей хорошей. Знал он – в такую девицу будет несложно влюбиться. Весело пробыли ночи… он полюбил меня очень. Молвил – мне ноченек мало, нужно, чтоб днём моей стала. Вырвалась, звонко смеясь – родненький, я же змея, быть не могу я женою, и не хочу, я не скрою. Взялся за горькие думы, знался со старой колдуньей, гадина та нагадала, что на губах моих алых страшное зреет проклятье, и от того не сказать мне, что я хочу быть женою, а не змеёю лесною. И подсказала управу. Срезала сонные травы, зелье сварила для дрёмы – и для меня мир стал тёмным… Слепо во сне я бродила, шкурку мою выжег милый! Нынче, малая сестрица, кольцами больше не виться, в чаще не ползать заветной, слабой я стала и смертной. Коли не сбудется чуда – я вас наутро забуду. Ты уж помочь мне не в силах, хоть за меня б отомстила!

      Глазики змейкины алы – шух! – и нырнула во травы.

      Кличет вослед ей сестрица, слово, что мёртвая птица падает в травы лесные, кольца шуршат расписные.

      Вспомнить б лесное наречье, да льётся речь человечья…

      Кольца шуршат расписные, будто во снах, только сны ли? Вьётся кольцо за колечком, змейка сидит под крылечком, змейка ползёт за порожек, змейка ложится у ножек, глазки у змейки