Зеленые мили.

что у одного есть сын от первого брака и вроде бы даже девушка, а у другого – никого. В него влюблялись с первого взгляда продавщицы в ЦУМе и женщины в мехах за соседним столиком, но он выбрал войну и затворничество как стиль жизни. Поэтому, когда Грин вдруг заговорил, я обалдела:

      – Он прав. Получайте страховку и бегите отсюда подальше.

      Я все еще не могла понять, о чем мы все-таки говорим.

      – Зачем? Вы же воюете всю жизнь… Это такая же работа, как любая другая.

      – Мы – другое дело, – вставляет Вал.

      – Да ладно? – начинаю закипать.

      – Найди нормального, – Грин повышает голос, – у которого нет войны в башке, и валите подальше, пока все это не закончится.

      И тут крышку с кастрюльки в моей голове сносит мощным паровым ударом.

      – Нормального, говоришь?! Да какое ты имеешь право мне давать советы?!

      – А такое, что я тебя все эти годы от этого дерьма ограждал! А ты в самую гущу вляпалась!

      – ТЫ?! Ограждал – меня?!

      – Я.

      – Я ТЕБЯ ПРОСИЛА?! Кто вообще дал тебе право решать за всех?! Кто дал тебе право решить тогда все за меня?! Если бы не ты, этого всего вообще могло бы не быть!

      Дерево импровизированного шезлонга уже отдало тепло и впитывает ночную сырость. На часах то ли 8, то ли 9 вечера, темно – глаз выколи. Сползаю по шершавой поверхности. Небо в серебре звезд. Нахожу Большую Медведицу.

      – Пап, ты тут?

      Медведица на секунду гаснет и вновь вспыхивает. Тут.

      – Пап, как он мог? Он же все знает с самого начала. Знает, что я другая. Он же сам когда-т отказался от меня, от нас… Этого всего могло бы просто не быть.

      Не помню, в какой момент я поняла, что «нормальные» просто не имели шансов мне даже понравиться. Возможно, дорогостоящие психоаналитики докопались бы до мечты стать военкором или до стажировок в «Криминальной хронике». А может, я сама рассказала бы им про одну странную встречу, мне потом сказали, что это был реальный экстрасенс. Не из битвы и телевизора. И он сообщил мне еще в 2019-м, что будет война и я найду на ней все. И поменяю чей-то план, встав «между ними и смертью».

      А теперь я сижу на шезлонге и разговариваю с отцом. Медведица подмигивает. Все будет хорошо. Я знаю. План уже поменялся, я уже стою.

      – Грин сказал, ты, скорее всего, тут.

      – И?

      – Обратно пойдем. Тут мины везде.

      – Но вы же такие. Он сам такой. Почему?

      – Не знаю, Ленк. Я его таким никогда не видел.

      Кавказ, молодой мальчишка чуть за 30, которого я впервые увидела здесь, третий в компании моих «суперспешлов», явно чувствует себя не в своей тарелке. Вал как мудрый слон – все видел, все знает. А тут мы парнишку вовлекли практически в семейную драму. Есть от чего обалдеть.

      Возвращаемся. Медведица вдруг вспыхивает. И я все понимаю.

      И если Бог создал того,

      кто носит внутри войну,

      Он создает и ту, что хранит

      для него тишину…

      Мама,