Девятигранник. Антон Владиславович Фирсов

моим сыном.

      – Доброе утро, мамочка, – он подходит и после какой-то неловкой паузы целует меня в щеку, которую я ему подставила.

      – Привет, дефективный, – бодро отвечаю ему я и взъерошиваю ему прическу, – а подстричься то тебе не мешало бы, а то скоро косы заплетать будем.

      – Это я для роли отращиваю, – сын осторожно снимает мою руку со своей макушки.

      – У нас к выпускному вечеру готовится постановка спектакля «Евгений Онегин», я играю Ленского.

      – Неудачника, – констатирую я, – даже тут выбрал, тряпку, а не роль.

      – Почему это, – он вспыхивает до корней волос, – Ленский честный и порядочный. Он за любовь…

      – Пристрелили его, – отмахиваюсь я от сына, – а остальное все меня не интересует. Если бы он был прав, то убил бы Онегина. А раз его убили, значит, он просто неудачник. Надо будет позвонить твоей классной даме, чтоб роль тебе другую дали.

      – Зачем? – теперь он побледнел, – не надо. Ты не можешь…

      – Я? – я встаю с табуретки и приближаюсь вплотную к сыну, – я чего-то не могу?

      – Ну, мама, – кажется, что сейчас он заноет, – ну не надо ну я очень тебя прошу.

      – Тряпка, – презрительно сквозь зубы тяну я, – весь в своего отца. Такой же никчемный. Такой же вечный слизняк. Хорошо, что хоть я у вас есть мужик в этой семейке.

      – Очень хорошо.

      Это еще один бесполезный член общества вмешался в наш разговор. Пока я с сыном провожу воспитательную работу, подкрался так сказать незаметно. Вот чего он меня так раздражает? Вроде бы выходила за него замуж, был мужчина, как мужчина. Нормальный такой. Что с ним сталось за эти годы, что он скукожился весь как старый башмак. Без слез не взглянешь. Ходит и нудит. Нудит и ходит. На сына не ори. В покое его оставь. Не ругайся. В доме не кури. Да если разобраться, то на самом деле это он воспитанием сына должен заниматься. Если он сам не учит, не воспитывает, то кто должен мужика растить, если не я. Как же он меня бесит иногда. Даже просто своим видом, своей походкой. Одеждой этой своей. Работой своей. Учитель рисования. Я думала, он художником станет. А он как был никто так никто и остался. И на все у него один ответ. «Не ругайся». Да если только захочу, я такой ор подниму, стекла в доме вылетят. На Марс. Я всегда права. И все, что есть мое.

      – Тебе чего? – неприветливо гляжу я на суженого.

      – И тебе доброе утро, Эльвирочка, – муж идет к раковине, споласкивает грязную чашку и ставит ее под кофе машину.

      – Ты одевайся и иди, а то опоздаешь, – это он сыну. Сын словно только и ждал этой команды, буквально исчезает с глаз долой.

      – Ну что ты к нему снова прицепилась? – миролюбиво начинает заводить свою шарманку муженек, – учится, по улицам не слоняется без дела, вот занятие любимое нашел. Что ты от него хочешь постоянно?

      – Я? – на минуту я даже задыхаюсь от гнева, – да если я его не буду уму разуму учить, из него ничего толкового не выйдет. Будет что-то вроде тебя. Ни два, ни полтора. Ты бы, кстати, вместо того, чтобы вмешиваться, поддержал бы меня. А то от тебя слова умного не дождешься. Так ты если своих мыслей не имеешь, слушай, что другие