Девятигранник. Антон Владиславович Фирсов

профилю. Фамилия Иванов вам что-то говорит?

      – Да, дело в производстве, сегодня как раз…

      – Сегодня как раз приезжайте в офис, возьмите у секретаря все необходимые бумаги и поезжайте, голубушка, в прокуратуру. Там очень много всего написано, на месте разберетесь. Угрозы, шантаж, запугивания, превышение полномочий, в общем, есть о чем поразмыслить и вам и мне. Да, юриста с собой захватите обязательно. Ну, а после обеда ко мне, пожалуйста. У нас расширенное заседание Правления, на нем мы все вас и послушаем. Очень много вопросов к вам накопилось, голубушка.

      В трубке гудки, а в голове гул. То, что босс меня называл «голубушка» это очень нехороший знак. Это отвратительный признак. В его устах это самое жуткое ругательство.

      – Мне надо ехать, позже договорим, – не глядя на мужа, бросаю я и быстрым шагом иду одеваться.

      – Что-то случилось?

      – Не твое дело, – отрезаю я, – иди и рисуй.

      Как же меня все это достало вокруг. Что за жизнь, когда вокруг только козлы и недотепы. Так больше продолжаться не может.

      Настя

      Больше всего на свете я люблю тишину. Наверное, поэтому и застряла в школьной библиотеке. Потому что ничего здесь нет кроме тишины. Ни денег, ни перспективы. Только книги и плакат «Не разговаривай громко! Ты в читальном зале!» Тишина и книги. Вот и вся моя жизнь. Читать я любила всегда. Читала днем, ночью, на прогулке на лавочке, дома в ванной, даже перед сном под одеялом лежа, тоже с фонариком читала. У меня очень здорово развито воображение. Я, например, очень придирчиво отношусь к фильмам, которые сняты по моим любимым книгам. С девчонками во дворе бывало, что до слез спорила. Они мне пытались доказать, что незачем столько времени над книгами просиживать, достаточно прийти в кино, там за полтора часа все содержание ярко красочно и доступно изложено. Глупые. Им почему-то казалось, что чтение для меня какой-то нелегкий труд, какая-то повинность, которую я сама себе навязала. А это не так. Это же целый мир. Мой собственный совершенно чудесный мир. И еще неизвестно, который из них настоящий. Тот, что вокруг нас или тот, что в моей душе. И в моем воображении артист, который играл де Бюсси, вовсе на него не похож. Ну, какой же Бюсси из Терлинского? Он в лучшем случае Монсоро. А то и вовсе Николя Давид. Почему этого никто не понимает, разве я одна это вижу?

      Читать я, кстати, научилась поздно по современным меркам. Я почему-то очень плохо свое детство помню. Первые воспоминания только со второго класса школы приходят, да и те очень смутные. Но вот то, что я читать совсем не умела, я хорошо запомнила. Букв не знала. Это теперь требуют, чтобы ребенок еще до школы был продвинутый, и тесты заставляют проходить. Раньше все проще было. Ребенка приводили в школу за знаниями. И предполагалось, что у него их нет от слова совсем. Вот у меня их и не было. А еще я помню, что меня долго отучали говорить о себе в третьем лице. Настя хочет домой. Настя устала. Настя не хочет есть. Дети меня за это клевали какое-то время. Дети вообще очень сложные и удивительные существа. Способны они всем классом кормить и выхаживать раненого птенца, и с такой же радостью всем миром