Девятигранник. Антон Владиславович Фирсов

у меня мгновенно пересыхает во рту, – неужели… вы онколог?

      У меня даже круги перед глазами поплыли. Вот ведь. Так и знал. Я предчувствовал. Но, надеюсь, все еще на ранней стадии и я успею…

      – Нет, – врач поднимает обе руки вверх и улыбается самым добрым образом, – я не онколог. Я…

      Он достает из кармана белого халата визитную карточку. Черная визитка с золотом. Очень приятная на ощупь бумага. На ней написано. Душиц Аркадий Иванович. Врач – психотерапевт. Ух. Ну, слава Богу. Я радостно улыбаюсь, потом вдруг до меня доходит процесс осознания.

      – Подождите, – я трясу перед собой этим клочком бумаги, – вы меня в сумасшедшие записали?

      – Ну, отчего ж так сразу, – врач улыбается, – разница между психотерапевтом и психиатром все же существует. Но ход ваших мыслей мне начинает нравиться, – добавляет он.

      – Да я вас, – сказать, что я в ярости, значит не сказать ничего, – да я в суд… да я вас в порошок…вот это, – я трясу у него перед носом визитной карточкой, – я возьму с собой.

      И уже от самой двери, оборачиваясь, добавляю: – Для суда.

      Ухожу, громко хлопая дверью. Выхожу на улицу, с жадностью глотаю свежий воздух. Потом достаю из кармана куртки телефон и набираю номер.

      – Алло, – это мама. Кто же, как не она меня всегда выслушает.

      – Мама, это я.

      – Да я знаю, что это ты. У меня ж определитель. Как и у всех. Что стряслось на этот раз, горе ты мое луковое?

      Она меня так называет, сколько себя помню. Вот всю мою жизнь. Ну, да, так получалось, что от меня больше неприятностей было, чем радостей. Но я – то чем виноват? То ногу сломаю на уроке физкультуры. Там слишком сильно канат раскачали, и я с него упал. То вместе с отрядом в лагере рыбой отравлюсь. То чесотку из строй отряда привезу. И всегда вот такие интонации. «Что случилось, горе луковое».

      – Мама, я из клиники. Там тоже отказались обследовать полностью.

      – Сынок, – мама вздыхает, – это уж, какая по счету то? Может, хватит ерундой заниматься. Уж жил бы себе. Женился бы и наверняка глупость то из головы и вышла. На работу нормальную устройся. Ты же учился все – таки. А застрял в этих своих электриках.

      – Ерундой, – мне вот обидно становится до слез, – и ты меня тоже психом считаешь?

      – Это что значит тоже? – мама насторожилась, – ну говори что там у тебя?

      Выслушав меня, она вместо того, чтоб возмутиться вместе со мной, неожиданно заявляет: – А это кстати дело. Ты б Егорушка сходил к этому доктору. Он то и поможет.

      – И ты, мама, – со слезами в голосе почти кричу я, – и ты с ними всеми заодно. Вы ж меня все ненавидите. Вам же я как бельмо на глазу. Что болею всегда, в истории всякие попадаю. Вам бы только от меня избавиться, чтоб не звонил и не тревожил. Денег вот чтоб не занимал. Вы же все…

      В трубке короткие гудки. Мама как всегда меня не выслушала. Конечно, она теперь будет брату моему звонить. Он же уважаемый человек, не то, что я. Я это мусор. С тех самых пор как они второго сына родили, я для них мусор. Нет. Я с силой швыряю телефон