Хозяйка расцветающего поместья. Наталья Шнейдер

цвет. Чуть темнее, чем белоснежная кожа, которая мне досталась, но под верхним платьем этого совершенно не было заметно. Как и самой сорочки, и еще одной нижней юбки под ней. На плечи я накинула разглаженный палантин: хоть белье и прикрыло большую часть тела, декольте платья было таким глубоким, что впору пупок отморозить. Жаль, броши нет, сколоть шарф, но раз я демонстративно явлюсь в театр без украшений, то придется обойтись булавками. Припудрив лицо, я покрутилась перед зеркалом так и этак под восторженные ахи Дуняши. Все прилично и не просвечивает.

      Когда я появилась в гостиной, Виктор с неописуемым выражением лица изучал какой-то список.

      – Хотел бы я знать… – начал было он, но осекся на полуслове. – Ты невероятна. Скромно и в то же время так соблазнительно, что я подумываю никуда не ехать.

      И столько нежности и одновременно страсти прозвучало в его голосе, что я смутилась, будто девчонка, опустила ресницы. Щеки запылали так, что никакая пудра бы не спасла. Муж склонился к моей руке, с улыбкой выпрямился, но от меня не ускользнуло, как он задержал дыхание. Похоже, «неплохо» – явное преувеличение.

      – Может быть, действительно никуда не поедем? – спросила я. – Посидим, попьем чая, почитаем, как вчера.

      – Я не позволю какому-то хлыщу испортить нам вечер. – Виктор снова улыбнулся.

      В гостиную вошел Алексей, неся на подносе сложенный лист бумаги. Муж, извинившись передо мной, взял его. Заглянул внутрь. Брови его взлетели на лоб.

      – Гвозди, пакля, банки, а теперь еще лекарства? Ты меня удивляешь. Я ждал счетов от модистки и ювелира. – Он вернул лист на поднос. – Отнеси в кабинет.

      – От модистки тоже будет, – утешила я Виктора. – И, кажется, немаленький.

      – Вот теперь я узнаю свою жену, – рассмеялся он. Подал мне руку. – Пойдем, пора ехать.

      Дорога до театра оказалась недолгой. Василий – который ехал рядом с кучером – открыл дверцу, выпуская Виктора, тот помог выбраться мне. Жалеть, что я не подумала о сменной обуви, не пришлось: между нами и зданием театра оставалось лишь несколько шагов по брусчатке, а за нашей каретой уже выстроилась очередь других, точь-в-точь как машины перед школой в начале учебного дня.

      В фойе Виктор скинул на руки Василию теплый плащ с пелериной, помог мне снять тулуп и пуховую шаль, их тоже отдал лакею.

      – Можешь погреться в карете, чтобы по трактирам не шастать. Если разносчик с чаем придет, купи себе и Герасиму чая и калачей. – Он извлек из кармана и вручил лакею несколько медных монет.

      Я хотела оглядеться, но света не хватало, зеркала в глубине фойе выглядели тусклыми, стены терялись во мраке, а прибывающие вовсе не стремились общаться. Так же, как и мы, скидывали на руки слугам верхнюю одежду, давая наставления.

      Виктор подал мне руку и повел вглубь здания, к лестнице. Ее освещали куда лучше, как и коридор, в который мы вышли. Я ожидала увидеть толпу и заранее напряглась в предвкушении встречи со знакомыми, которых я не знала но коридор оказался пуст, хотя из-за дверей доносился