Хозяйка расцветающего поместья. Наталья Шнейдер

поклонился мне. Его спутница широко улыбнулась, но глаза остались ледяными, презрительными. Может, Настеньку и смутил бы этот взгляд, но я лишь изо всех сил старалась не засмеяться.

      – Настенька, рада тебя видеть. – Ольга поправила сверкающий браслет на запястье. – Здорова ли ты? Так похудела! Я слышала, ты тяжело болела, и очень переживала за твое здоровье.

      Я широко улыбнулась: наконец-то можно не пытаться сохранять невозмутимость.

      – Твоими молитвами, Оленька. Я прекрасно себя чувствую. И твое беспокойство я оценила, ты так переживала, бедняжка, что и двух строк написать не смогла.

      Виктор за моей спиной закашлялся. Ольга вернула мне улыбку, поправила жемчужные нити, уходящие между грудей.

      – Мне показалось, ты все еще нездорова… Ах нет, это платье. Я еще осенью говорила тебе, что оно придает лицу болезненный оттенок.

      – А у тебя новая шляпка?

      – Да, мне специально привезли ее из Лангедойля. – Она кокетливо поправила локон.

      Не знаю, чего мне стоило не расхохотаться.

      – Какая прелесть! Пожалуй, зря я надела платье, которое меня бледнит. Не хотелось выглядеть розовощекой, как крестьянка на морозе. Но если в Лангедойле вошли в моду такие шапки, значит, образ мужички становится популярен?

      – Не понимаю, о чем ты.

      – Ну как же. Это крестьянская шапка. Такие на востоке носят женщины и мужчины, работающие на рисовых полях.

      Спутник Ольги нахмурился, и я готова была поспорить, что он размышляет о размере счета. Сама Ольга пошла красными пятнами, но сумела изобразить улыбку.

      – Должно быть, ты что-то не так поняла.

      – Князь показывал мне рисунки в журнале о путешествиях. – Я с улыбкой оглянулась на Виктора. – Правда, возлюбленный супруг мой?

      – Не припомню, моя дражайшая жена. – Во взгляде мужа прыгали смешинки. – Но, если ты так говоришь, значит, так оно и было.

      В ложе по другую сторону от нас рассмеялись. Я оглянулась. Пышнотелую даму в старомодном платье с узкими рукавами, расширяющимися от локтя, и талией на причитающемся ей месте я не помнила, но не узнать по описанию не могла. За глаза ее называли «генеральшей» – и, как я поняла, вовсе не по чину одного из покойных мужей.

      – Рад вас видеть, Мария Алексеевна, – опередил меня Виктор.

      Я тоже улыбнулась женщине. Хотя по лицу ей можно было дать не меньше шестидесяти, назвать ее старухой не поворачивался язык – столько жизнелюбия и энергии в ней было.

      – А я тебя нет, князь. – Она погрозила Виктору пальцем. – Почто жену свою в деревне заточил почти на весь сезон?

      Мне стало интересно, как выкрутится муж, но женщина не стала ждать его ответа.

      – Говорила я тебе, видели глазки, что покупали. Не нравится, что жена резва не в меру, так взял бы какую старую деву. А то женился на жар-птице и удивляется, что она не ведет себя как курица. – Она обернулась ко мне. – А ты, княгинюшка, тоже хороша.