Странник века. Андрес Неуман

в виду? что улицы, скажем так, перемещаются?), именно! Я никому не решался в этом признаться, мне было просто стыдно, но я уже взял себе в привычку выходить из дома намного загодя, на тот случай, если что-то опять окажется не на своем месте. Я думал, я один такой! Твое здоровье.

      Алкоголь начал проделывать злые шутки с языком Ханса, он мазнул ладонью по плечу испанца. О, пр-рошу пр-рощения, я тебя толкнул? извини, да, слушай, с тех пор как мы р-разговорились, я все хочу спр-р-сить тебя одну вещь: ты… как ты научился так х-р-шо говорить по-немецки? Альваро вдруг погрустнел. Как раз об этом, ответил он, мне не хотелось бы говорить. Я был женат на немке. Много лет. Ее звали Ульрикой. Она родилась совсем недалеко от этих мест. В нескольких километрах. Ей очень нравился Вандернбург. Местный пейзаж. Обычаи. Не знаю. Воспоминания детства, так это называется. Поэтому мы поселились здесь. Ульрика. Тому уже много лет. Как же мне теперь уехать?

      Ханс смотрел на остатки пены на краях кружки, на полое ухо ручки, на все, на что смотрят, когда все слова уже сказаны. Потом тихо спросил: Когда? Два года назад, сказал Альваро. От чахотки.

      Они медленно допили пиво. Официанты убирали со столов с тем недовольным видом, с каким только они умеют прохаживаться перед закрытием заведения. Слушай, пробормотал, запинаясь, Ханс, не слишком ли много вдовцов в В-вандернбурге? отец Софи, гсс-жа Питцин, возможно, и п-пррофессор Миттер. Это не случайно, ответил Альваро, в приграничных городах всегда так бывает: в них становится ясно, что потусторонний мир находится где-то совсем рядом, не знаю, как это объяснить. Сюда приезжают путешественники, потерявшие себя, одинокие люди, которые ехали куда-то еще. И все они остаются, Ханс. Ты еще к этому привыкнешь. Оч-чень сомневаюсь, ответил Ханс, я тут пр-роездом. Привыкнешь, повторил Альваро, я тут проездом уже десять лет.

* * *

      Сидя на сундуке, умывальник по одну руку, полотенце на спинке стула по другую, расставив ноги, чтобы не намочить босые ступни, Ханс косился в пристроенное на полу зеркальце и брился. Он привык бриться в такой позе, словно глядя в маленькое озерцо, так ему легче думалось, потому что после сна мозги требуют некоторой встряски, особенно мозги полуночника. Бывают дни, подумал Ханс, которых ни на что не хватает. Сегодня он проснулся полным сил и спешил реализовать все свои планы. За завтраком нужно было дочитать книгу, потом сходить к шарманщику и предложить ему вместе поужинать, выпить кофе с Альваро и немножко попреследовать Софи, если удастся, как уже не раз удавалось, встретить ее на прогулке с подругой, после визита в магазин с Эльзой или на полпути к кому-нибудь в гости. Сидя с бритвой в руке, весь в пене, не успев даже одеться, он был уверен, что все это можно успеть.

      Из задумчивости его вывели крики на нижнем этаже. Отметив про себя, что день явно начался, Ханс вытер лицо, повесил акварель на место, загнал в пятку занозу, чертыхаясь, ее извлек, закончил одеваться и спустился вниз. Крики не утихали. Лиза пыталась пробиться к кухонной двери, но ее мать и свисавшие с потолка