инстинктивным настроем на лучшее устоять было просто невозможно. Мальчик рассеянно поздоровался с Хансом, спросил, каково его отношение к лосям, спрятал его чашку с кофе за диван, брыкнул ногой и исчез в коридоре. Ханс поднялся из-за стола, и Томас, решив, что за ним собираются гнаться, сломя голову бросился вверх по лестнице. Чтобы не обманывать ожиданий ребенка, Ханс пошел за ним следом, изображая людоедский гнев и требуя чашку, которую уже нашел на полу. Добежав до конца коридора и уткнувшись в стену с окном, Томас обернулся к преследователю с таким перекошенным лицом и такой паникой в глазах, что от неожиданности Ханс едва не почувствовал себя настоящим людоедом. Как раз в ту секунду, когда он протянул руку, чтобы погладить беднягу по голове и развеять его страх, Томас громко захохотал, и Ханс понял, что мальчишка притворялся не хуже его самого. Он рассеянно посмотрел в окно и увидел, что идет дождь. Томас, дьяволенок! взревела снизу госпожа Цайт, удвоив свою ярость, как всякий родитель, только что потерпевший фиаско в ссоре с другим ребенком. Томас, тебе говорю, спускайся немедленно вниз и займись уроками! Господь милосердный! ты даже первое упражнение не доделал! Хорошо бы школа работала и по субботам! И, кстати! забудь, что собирался кататься на санках! Мальчик посмотрел на Ханса, привел себя в порядок и пожал плечами, как человек, осознающий, что игре пришел конец. Понурив голову, он поплелся к лестнице. Они спустились вместе в полном молчании. Разгневанный папаша выбрался из-за конторки, на ходу схватил Томаса за ухо и повел по коридору к хозяйской квартире. Вернувшись обратно и все еще пребывая на взводе, он сказал: Сами изволите видеть, все как у людей. Конечно, ответил Ханс, ничего страшного. Хозяин сунул руку в карман слегка сползших штанов и объявил: Кстати, учитывая ваше длительное пребывание и ваш, так сказать, ночной образ жизни, вот вам ключи! Пожалуйста, не потеряйте! И всегда носите их с собой, когда отправляетесь куда-то на ночь глядя.
Полдень постепенно тонул. На узком тротуаре пихали друг друга зонты. Сапоги Ханса хлюпали и смазывали собственные следы. Поднимая грязную волну, мимо неслись экипажи, напоминавшие чьи-то безнадежно упущенные возможности. На рыночной площади торговцы складывали лотки. Ханс заметил шарманщика, он стоял, склонившись над инструментом, на своем обычном углу, сосредоточенный на музыке, и вращал по кругу площадь. Из его капюшона высовывалась борода, с нее медленно падали капли. Увидев старика таким невозмутимым, Ханс смирился с ненастным днем: до тех пор, пока шарманщик стоит в центре Вандернбурга, город не пропадет. Франц, как обычно, первым почувствовал приближение Ханса: он навострил черные уши, поднял голову, встал на ноги и отряхнулся.
Как дела, шарманщик? поздоровался Ханс, сжимая морду крутившегося юлой Франца. Прекрасно, ответил старик, ты заметил, как переливается туман? Туман? нет, признался Ханс, не заметил. Он все утро менял цвет, объяснил шарманщик, тебе нравится туман? Мне? удивился Ханс, наверное, не очень. Нам с Францем он кажется
