Проклятый дневник. Ульяна Тесля

Обхватив кружку руками, она прошла в гостиную, плюхнулась на диван и поджала ноги, чувствуя, как тепло стекает по горлу. Но даже оно не могло прогнать слова Маргариты, что эхом звучали в голове, резкие, как её взгляд: «А ты сама? Уже заметила, что тебе стало везти?» Аня замерла, поставила кружку на столик, пальцы зависли в воздухе. Она не хотела думать об этом, но слова цеплялись, как занозы.

      С момента переезда её жизнь начала меняться. Заказчики звонили сами – люди, которых она не знала, с проектами, о которых она не просила. Деньги приходили неожиданно легко: переводы, бонусы, случайные заказы, что сыпались один за другим. В столице она месяцами выбивала такую удачу, тратила часы на звонки и письма, а здесь, в Старозёрске, всё складывалось само собой. Слишком гладко. Слишком быстро. Она напевала мелодию, старую, знакомую, чтобы успокоить нервы, но ритм сбивался. Везение – это хорошо, да. Но Маргарита намекала на цену. А хозяйка дрожала от страха, говоря о дневнике. Аня сжала кулаки, ногти впились в ладони. Что, если это не просто совпадение?

      Её взгляд упал на дневник. Он лежал на кухонном столе, неподвижный, но в этой неподвижности было что-то живое, зовущее. Она покачала головой, допила чай и поднялась с дивана. «Завтра», – прошептала она, голос дрогнул. Ей нужно отдохнуть, смыть этот день – разговоры, намёки, взгляды старух, что жгли затылок. Спустя двадцать минут она вышла из душа, накинув халат, что пахнул лавандой. Волосы, ещё влажные, холодили шею, капли стекали по плечам. Аня прошла в спальню, чувствуя, как усталость тянет тело к кровати. День был слишком насыщенным: натянутая улыбка Анны Павловой, истории Маргариты о доме, тени прошлого, что цеплялись за каждое слово. И дневник, лежащий в углу её сознания, как заноза.

      Она потянулась к одеялу, но взгляд снова упал на него. Дневник лежал на тумбочке у кровати – она сама принесла его сюда утром, чтобы не оставлять на кухне. Чёрный, чуть наклонённый, с потёртой обложкой, но теперь он казался другим. Будто смотрел на неё, манил, как магнит. Аня замерла, рука зависла над одеялом. «Глупости», – пробормотала она, но голос сорвался, и ноги сами понесли её к тумбочке. Она села на край кровати, взяла дневник в руки. Холод обжёг пальцы, знакомый, ледяной, пробирающий до костей. Аня сжала его сильнее, чувствуя, как кожа под пальцами чуть прогибается, словно живая.

      Она раскрыла его на странице, где было написано: «Привет, Анна. Ты ведь хочешь чего-то большего?» Слова смотрели на неё, мягкие, аккуратные, но с растёкшимися краями, что придавали им глубину. Аня провела пальцем по строчке, ощущая вмятины от пера, мягкие, но глубокие. Её имя. Но чьё? Она замерла, напевая мелодию тише, чтобы собраться с мыслями. Анна – имя не редкое. Может, это не к ней? Может, другая Анна, прежняя жилец, писала здесь, мечтала о чём-то большем? В журналистике она не раз попадала в такие ловушки – принимала совпадения за знаки, строила теории на пустом месте. Это могла быть просто старая запись, эхо чужой жизни, случайно попавшее к ней в руки.

      Но тепло от обложки – странное, мягкое – путало её. А что, если он знает? Что, если это